Главная » 2013 Ноябрь 11 » 21 мая родился Эмиль Верха́рн
07:05 21 мая родился Эмиль Верха́рн |
21 мая
родился Эмиль Верха́рн (21 мая 1855 — 27 ноября 1916) —
бельгийский поэт-символист, фламандец, писавший по-французски. Колоссальная трагическая фигура Верхарна всегда будет
вызывать изумление. Исключительны многогранность этого художника и глубина, с
которой отразил он свое время.   В начале
двадцатого века его поэзия стала популярной в
России. Сначала среди представителей Серебряного века, которые его
усиленно переводили. А затем и в СССР, где его также много переводили и
издавали. Что стоит только попадание в «Библиотека всемирной литературы» (БВЛ)
— 200-томнаю серию книг, выпущенную издательством «Художественная литература» в
СССР в 1967—1977 годах.  Поэзия Верхарна сродни поэзии Ж.М.
де Эредиа, тонким вниманием к мелочам, своей кинематографичностью. Только
Эредиа пишет о богах и героях, а Верхарн, об окружающем его мире.
«Один из критиков
назвал Верхарна — Данте современной жизни. Это справедливо в том смысле, что
после Бодлэра не было поэта, который с равной силой отразил бы в своих стихах
образы современности. Наши города, кишащие многомиллионной толпой, блеск и
роскошь театров и концертных зал, сумрак и нищета трущоб, негаснущие огни фабрик
и немолчный грохот их машин, стремительность поездов-молний, пути
трансокеанских стимеров, медленное умирание деревень, звон золота в банкирских
конторах, крик народа на баррикадах в день революции, — все стороны современной
жизни нашли своего певца в Верхарне».
Так писал Брюсов, испытавший на себе, подобно другим поэтам своего
поколения, необычайно сильное влияние Верхарна.
«Вся наша эпоха отразилась
в творчестве Верхарна, охватывающем все явления современности: мрачные силуэты
больших городов, грозные волнения народных масс, копи и шахты, тихие монастыри,
умирающие в тягостном забвении». Так писал о Верхарне, Стефан Цвейг.
Из поэзии Эмиля Верхарна
ВОСКРЕСНОЕ УТРО
О, трепетная рань святого захолустья, Когда еще река вся в золоте стрекоз, И в промельках ветвей и камышовых слез Еще кленовый мост на солнце нежит брусья! Цветущих луговин пестреющие устья, И цоканье подков в конюшне, и оброс Свинарник визгами веселий и угроз: Даянья скотницы исчезли в жадном хрусте! О, утренняя тишь! Блаженный час, когда Накидок и чепцов покорные стада Вплывают в городок, где божий храм беленый, Где млеют яблоки, где шпанских вишен звоны, Где в томной синеве над самой головой Внезапных простынь залп с веревки бельевой! Перевод А.Голембы ** ВЫПЕЧКА ХЛЕБА Субботним вечером, в конце дневных работ, Из тонко сеянной отборнейшей крупчатки Пекут служанки хлеб. Струится градом пот В опару, до краев наполнившую кадки. Разгоряченные, окутаны дымком Тела их мощные. Колышутся корсажи. И пара кулаков молотит теста ком, Округлый, словно грудь, - в каком-то диком раже. Слегка потрескивают поды от жары. Служанки, ухватив упругие шары, Попарно в печи их сажают на лопатах. А языки огня с урчанием глухим Бросаются на них ватагой псов косматых И прыгают, стремясь в лицо вцепиться им. Перевод А.Ибрагимова ** ПЛОДОВЫЕ САДЫ В сады, где воробьи и черные дрозды Нашли себе приют меж мшистыми стволами, Сверкающий апрель внес солнечное пламя, Сплетя благих ветвей несчетные ряды. Пусть в завязи еще сладчайшие плоды, Но пчелы, меж ветвей сквозными куполами, Влекут грядущий мед. И тяжкими сосцами Коровы — сочных трав касаются, горды. Мерцающий туман окутал утром рано Сонм яблонь. Пелена молочного тумана Развеялась, легло на ветви бремя дня. А в предвечерний час, под гневным небосклоном, Струилось золото по всем ветвям червонным, По всем излучинам бессмертного огня Перевод А.Голембы ** ЛОНДОН Вот Лондон, о душа, весь медный и чугунный, Где в мастерских визжит под сотней жал металл, Откуда паруса уходят в мрак бурунный, В игру случайностей, на волю бурь и скал. Вокзалы в копоти, где газ роняет слезы - Свой сплин серебряный - на молнии путей, Где ящерами скук зевают паровозы, Под звон Вестминстера срываясь в глубь ночей. И доки черные; и фонарей их пламя (То веретёна мойр в реке отражены); И трупы всплывшие, венчанные цветами Гнилой воды, где луч дрожит в прыжках волны; И шали мокрые, и жесты женщин пьяных; И алкоголя вопль в рекламах золотых; И вдруг, среди толпы, смерть восстает в туманах... Вот Лондон, о душа, ревущий в снах твоих! Перевод Г.Шенгели ** УЖАС В равнинах Ужаса, на север обращенных, Седой Пастух дождливых ноябрей Трубит несчастие у сломанных дверей - Свой клич к стадам давно похороненных. Кошара из камней тоски моей былой В полях моей страны, унылой и проклятой, Где вьется ручеек, поросший бледной мятой, Усталой, скучною, беззвучною струей. И овцы черные с пурпурными крестами Идут, послушные, и огненный баран, Как скучные грехи, тоскливыми рядами. Седой Пастух скликает ураган. Какие молнии сплела мне нынче пряха? Мне жизнь глядит в глаза и пятится от страха. Перевод Максимилиана Волошина * М.Волошин о своих переводах Верхарна: "Мои переводы - отнюдь не документ: это мой Верхарн, переведенный на мой язык. Я давал только того Верхарна, которого люблю, и опускал то, что мне чуждо и враждебно". ** Это стихотворение в другом переводе СТРАХ Растет мой древний страх в равнине ледяной, Где Пастырь Ноябрей трубит, безмерно старый. Стоит он, как беда над робкою отарой, Трубит он, клича смерть из глубины земной. Над совестью моей, надо грустною страной Трагический рожок напрягся в муке ярой. Кричит он вдалеке, грозит он смутной карой Над кровью ивняка, над стылою волной. И овцы черные с клеймом багрово-красным Вернулись под бичом тем вечером ненастным В загон моей души, как скопище грехов. Мой неуемный страх растет во мгле морозной, Где в мертвой тишине трубит о буре грозной Старейший изо всех жестоких пастухов. Перевод Ю.Александрова ** СВИНЬИ Стада больших свиней - и самки и самцы - Угрюмым хрюканьем переполняли поле; Толпились на дворе и бегали по воле, Тряся молочные, отвислые сосцы. И близ помойных ям, лучами озаренных, В навозной жижице барахтались, толпясь; Мочились, хвост завив, уставив ноги в грязь, И лоснился узор щетин их очервленных! Но подходил ноябрь. Их убивали. Ах, Какой был славный жир в их грузных животах! Из их больших задов само сочилось сало. И шкуру их скребли, потом палили их, И пламя тех костров, посмертных, гробовых, Всему селению веселье возвещало. Перевод В. Брюсова ** МОЛИТВЕННЫЙ ВЕЧЕР Вблизи реки, что мчит в пурпурные закаты Червонцы быстрых волн и лезвия лучей, Возносится, искрясь, как бы пучок мечей, Устои напружив, воздушный свод стрельчатый. Неф простирает в высь торжественные латы: Ширь стен нахмуренных под мантией теней, Эмаль цветных окон и черньш дуб дверей, И крипты, где лежат гиганты, сном объяты. Душа старинных дней гранит пересекла И звуками молитв и гимнов осенила, И светится тоска ее в жару кадила; И, крышею лучась, раскинувшей крыла, Стоит огромный храм, облит закатной кровью, Как рака грузная, где спит средневековье. Перевод Г.Шенгели ** УМЕРЕТЬ Багровая листва и стылая вода. Равнина в красной мгле мала и незнакома, Огромный вечер, там, над краем окоема, Выдавливает сок из тучного плода. И вместе с октябрем лениво умирая, Пылающую кровь роняет поздний сад, И бледные лучи ласкают виноград, Как четки в смертный час его перебирая. Угрюмых черных птиц приблизился отлет. Но листья красные сметает ветер в груду, И, длинные усы протягивает всюду. Клубничные ростки кровавят огород. И бронзы тяжкий гул, и ржавый лязг железа Все ближе, но пока проходит стороной. А лес еще богат звенящей тишиной И злата у него побольше, чем у Креза... Вот так, о плоть моя, мечтаю умереть - В наплыве дум, лучей и терпких ароматов, Храня во взорах кровь и золото закатов И гибнущей листвы торжественную медь! О, умиреть, истлеть, как слишком налитые Огромные плоды; как тяжкие цветы, Повисшие теперь над краем пустоты На тоненькой своей зелено-желтой вые!.. Для жизни на земле мы непригодны впредь. В спокойствии немом лучась багряной славой, Дозрели мы с тобой до смерти величавой, Мы гордо ей в глаза сумеем посмотреть. Как осень, плоть моя, как осень - умереть! Перевод Ю.Александрова ** ДЕРЕВЬЯ Когда поля огнем осенних зорь багримы, И дождевых канав светло рыжеет грязь, — То видно: вдоль дорог скрестившихся стремясь, Уходят в пустоту деревья-пилигримы. Как пилигримы, груз страданья и тоски, И благочестия неся дорогой черной, Великие в своей печали необорной, С ветвей роняют в дождь последние листы; Однообразные, по колеям размытым Попарно шествуют,—о, сколько, сколько лет? — Всегда за горизонт, в его увядший свет, В сияньи тусклых зорь, к властительным магнитам Бредут, паломники, — воскрылия плаща, Пронзенные лучом усталого заката, Как ризы тяжкие из пурпура и злата, По угольной пыли и ладану влача. Бредут, паломники, — их жалобы и пени, Безумных их вершин томительная тень Видны и внятны там, у нищих деревень, Что скорчились в мольбе, упавши на колени. Перевод Г.Шенгели ** При всей нелюбви к большим стихотворениям… МОРСКИЕ СКИТАЛЬЦЫ Они пускались в путь, услышав странный зов Из глубины веков, из океанской дали, Где голоса сивилл порою окликали, Подобно эху скал и отгулу холмов. Ряды волшебных лун сияли на причале, Пускались в путь суда под флагом золотым, И смеху черных юнг, спеша к бортам крутым, Раскаты белых волн в лагунах отвечали. И обнимал покой плывущих сквозь года, И взгляды млечных звезд мерцали в небе черном, И теплый ветер был попутным и упорным, Толкая корабли — с которых пор? Куда?.. Гиганты-города взносили башни-руки Над блеском серых крыш, над радугой стекла, Над окнами, чей взгляд печаль обволокла, С чьих век слеза текла в ненастный миг разлуки. Ревели впереди вулканы-острова, И рыжих солнц клыки сверкали в бездне синей Над алостью песка, над каменной пустыней, Где только смерть одна всегда, во всем права. Забытые места, где бронзовые храмы В гербах укрыли прах ревнителей креста, Где древние цари, давно замкнув уста, На тронах всё сидят, недвижны и упрямы. Народов тяжкий быт, которые в своей Гордыне вековой давным-давно устали; Народов красный гнев, которые восстали, Проснувшись на заре и веря только ей. И пьедесталы гор, и черные оскалы Таинственных пещер над грозной мастерской, Где великан морской с повадкой нелюдской Кувалдой водяной раскалывает скалы. И грохоты портов, и вспышки маяков, Поднявших гордо лбы, несущих свет и силу. Но в предзакатный час ты вспомнишь вдруг могилу. Где спят отец и мать под шорохи венков. И вспомнишь тихий дом и звон часов знакомый На ратуше простой в родимом городке. Скитаниям конец. Ты где-то вдалеке, Но ты плывешь назад, самим собой влекомый. Пора вам отдохнуть на милом берегу Под сенью старых лоз, в молочной мгле тумана. Но те, кто были там, в просторах океана, Останутся пред ним заведомо в долгу. Не знать вам ласки дней, не ведать вам вовеки Покоя жизни той, что спит на дне души. Вас будут вечера в предательской тиши Виденьями томить, пронзая солнцем веки. И будет ваша боль пожизненно долга, И снова и опять в портале бирюзовом Вас будут окликать мечты усопшей зовом Иные небеса, иные берега. Перевод Ю.Александрова ** АМБАРЫ Амбары кровлями укрылись, как плащом, Глубоки, широки, с могучими стенами Из строевых дерев и с балками крестом, Откуда ниточки свисали с пауками. Там летний урожай расположен рядами, Корзины и мешки с пшеницей, ячменем; И тут же рожь, в ряду лежащая с овсами, Сдавила тяжко пол насыпанным холмом. Всё полно тишиной глубокой, как у пруда, Как стержнем пурпурным пробита зерен груда – То блещет солнца луч июльский золотой. Уткнувшись в тесные и маленькие ниши, Повсюду по углам таились робко мыши, Но ждал на веялке кот белый и большой. Перевод Сергея Заяицкого **
Знаменитый тяжелоатлет Юрий Власов
признался, что каждый раз подходя к новому весу, он зачитывал самому себе
стихотворение бельгийского поэта Эмиля Верхарна, эмоционально по-возрастающей,
и на словах "...Себя преодолеть!" взрывался так, чтобы ужас зачитанных
строк не стал его судьбой.
Вот как
он сам об этом пишет
Юрий
Власов
Себя
преодолеть
Длинный
коридор из людей. Я шагаю на помост. Немного позади – тренер. Впереди большой
зал, тишина и штанга. На штанге рекордный вес.
Поправляю
трико, ремень. С ваты в руке тренера вздыхаю нашатырный спирт. Подхожу к штанге
и пробую гриф. Иногда он заклинивается. И не проворачивается. Можно повредить
кисти.
Гриф
отличный. Насечка впивается в кожу. Острая, не стерта руками. Такой гриф
называют «злым». Словно наждак, он беспощадно сдирает кожу с груди и шеи,
оставляя на них багровые ссадины. Зато хват в кистях – мертвый. Пальцы не
разожмутся.
Расставляю
ступни. Предельно точно. Отклонение нарушит движение. Штанга не пойдет по
выгодному пути.
Ступни на
месте. Закрываю глаза и распускаю мышцы. Тело, как плеть, висит безвольно.
Шевелю губами. Читаю любимые стихи. Ритуал. Он будит меня и помогает собраться…
«В тебе
прокиснет кровь твоих отцов и дедов. Стать сильным, как они, тебе не суждено.
На жизнь, ее скорбей и счастья не изведав, ты будешь, как больной, смотреть
через окно. И кожа ссохнется, и мышцы ослабеют, и скука въестся в плоть,
желания губя. И в черепе твоем мечты окостенеют. И ужас из зеркал посмотрит на
тебя. Себя преодолеть!.. »
**
МЕЧ
С
насмешкой над моей гордынею бесплодной
Мне некто
предсказал, державший меч в руке:
Ничтожество
с душой пустою и холодной,
Ты будешь
прошлое оплакивать в тоске.
В тебе
прокиснет кровь твоих отцов и дедов,
Стать
сильным, как они, тебе не суждено;
На жизнь,
ее скорбей и счастья не изведав,
Ты
будешь, как больной, смотреть через окно.
И кожа
ссохнется, и мышцы ослабеют,
И скука
въестся в плоть, желания губя,
И в
черепе твоем мечты окостенеют,
И ужас из
зеркал посмотрит на тебя.
СЕБЯ
ПРЕОДОЛЕТЬ! Когда б ты мог! Но, ленью
Расслаблен,
стариком ты станешь с юных лет;
Чужое и
свое, двойное утомленье
Нальет
свинцом твой мозг и размягчит скелет.
Заплещет
вещее и блещущее знамя, -
О, если
бы оно и над тобой взвилось! -
Увы! Ты
истощишь свой дух над письменами,
Их смысл
утерянный толкуя вкривь и вкось.
Ты будешь
одинок! - в оцепененье дремы
Прикован
будет твой потусторонний взгляд
К
минувшей юности, - и радостные громы
Далёко в
стороне победно прогремят!
перевод М.Донского
**
БРОДЯГИ
Протерты
нищетой на спинах их лоскутья.
В осенний
день толпой идут из кабаков
В туманы
серые покинутых лугов,
Где буков
заплелись краснеющие прутья.
Бредут
среди полей, где песня умерла,
Где
снежная метель сугробы навалила,
И смутной
мельницы, раскинувшись уныло,
Четыре
вертятся огромные крыла.
Мозолисты
ступни. С сумой снуют бродяги
Рыть
палками навоз, и мусор, и овраги,
И корма
возле ферм их просит нищета.
И снова
наобум, подобны сворам вшивым,
В свой
бесконечный путь по рощам и обрывам
Спешат с
проклятьями и знаменьем креста.
Перевод К.Липскерова
**
НА ВЗМОРЬЕ
В лазури
пепельной был ветра бег суров;
И вот со
стороны отверстого востока
Потрясся
горизонт от белого потока
И скачки
бешеной взвихренных облаков.
Весь
день, что ясным был с утра без перемены, -
Вверх
гривы, золото на спинах, круп в огне, -
Их табуны
неслись в эфирной вышине
Во
взлетах серебра туманного и пены.
Порыв еще
возрос, лишь вечер взмахом крыл
Широким,
траурным пространство разделил
И двинул
их к морским рокочущим границам,
И солнце
летнее, упавшее с высот,
Ворвалось,
всё в крови, в их яростный полет,
Как алый
жеребец к горячим кобылицам.
Перевод М. Усовой
**
ОСЕННИЙ ЧАС
Да, ваша
скорбь - моя, осенние недели!
Под
гнетом северным хрипят и стонут ели,
Повсюду
на земле листвы металл и кровь,
И ржАвеют
пруды и плесневеют вновь, -
Деревьев
плач - мой плач, моих рыданий кровь.
Да, ваша
скорбь - моя, осенние недели!
Под
гнетом холода кусты оцепенели
И вот,
истерзаны, торчат в пустых полях
Вдоль
узкой колеи, на траурных камнях, -
Их рук -
моих, моих печальных рук размах.
Да, ваша
скорбь - моя, осенние недели!
В
промерзшей колее колеса проскрипели,
Своим
отчаяньем пронзая небосклон,
И жалоба
ветвей, и карканье ворон -
Стон
сумрака - мой стон, затерянный мой стон.
Перевод Г.Шенгели
**
Биография
Родился
21 мая 1855 года в посёлке Синт-Амандс (провинция Антверпен, неподалёку от
Дендермонде) в семье сельского рантье. Получив юридическое образование в самом
престижном университете Бельгии — Лувенском (юридический факультет), он в 1881
г. поступает на стажировку к известному брюссельскому адвокату и общественному
деятелю Эдмону Пикару, основателю журнала «Ар модерн» («Современное
искусство»), боровшегося за социально значимое искусство. Вскоре Верхарн оставляет
юриспруденцию; он регулярно выступает в периодической печати со статьями об
искусстве и литературе..
Ранняя поэзия Верхарна относится к
натурализму, однако самые важные работы относят к символизму и мистицизму.
Поэзия
Верхарна в основном посвящена сельской Фландрии, есть в ней и строки о родном
посёлке на берегу Шельды. Здоровая сельская жизнь противопоставлялась городской
действительности, олицетворявшей отчуждение и бесчеловечность. Во время Первой
мировой войны живущий в то время в Франции поэт написал несколько
патриотических стихов о трагедии маленькой Бельгии, ставшей жертвой агрессора.
Кроме
поэзии, Верхарн писал и прозу, а также драматические произведения.
Самые
известные сборники: «Вечера» (1887), «Крушения» (1888), «Черные факелы» (1890),
«Представшие на моих путях» (1891), а также циклы «Поля в бреду» (1893),
«Призрачные деревни» (1894) и «Города-спруты» (1895).
Эмиль
Верхарн погиб в Руане 27 ноября 1916 года, попав под колёса поезда.
Поэзия
Верхарна переведена на многие языки, в том числе и на русский. В России первые
опубликованные переводы Верхарна (1906) принадлежали В. Я. Брюсову. До
Октябрьской революции над переводами Верхарна работали, в частности, А. А.
Блок, М. А. Волошин, Эллис. В советское время наиболее объемную и плодотворную
работу над переводами Верхарна проделали Г. А. Шенгели и В. П. Фёдоров. Также в
числе переводчиков — Александр Големба, Б. К. Лившиц, В. А. Рождественский, С.
В. Шервинский, Э.Л. Линецкая, Юрий Александров, М. А. Донской.
|
|
|
| Всего комментариев: 0 | |