Главная » 2014 Октябрь 5 » 31 мая родился Леонид Леонов
23:21 31 мая родился Леонид Леонов |
31 мая родился Леонид Максимович Леонов (19 [31] мая 1899, Москва, —
8 августа 1994, Москва) — русский советский писатель, который играл заметную
роль в литературном процессе на протяжении более чем 60 лет. В советское время
его считали мастером социалистического реализма; в новейшее время обращают внимание на острый интерес к проблематике
христианской нравственности, на продолжение традиций Ф. М. Достоевского.
Герой Социалистического Труда (1967), кавалер шести
орденов Ленина (1946; 1959; 1967, 1969; 1974; 1979). Лауреат ленинской премии
(1957) — за роман «Русский лес» (1953), сталинской премии первой степени (1943) — за пьесу
«Нашествие», государственной премии СССР (1977) — за киносценарий «Бегство
мистера Мак-Кинли» (1975) Портрет Леонова выполненный Маргаритой Сабашниковой (первой женой М.Волошина).1923 г. Цитаты из статей и дневников Леонида Леонова:
Еще опаснее в литературе — стареть. Не поддавайтесь равнодушию нравственного одряхления. Помните, наш читатель всегда предельно молод. Он тащит на себе весь мир, И вертит непрестанно колесо прогресса. Если вы не горите сами, вы никого не зажжете. Если вы не любите своего персонажа беззаветно, до смерти, вы не заставите читателя хотя бы только снисходительно улыбнуться ому. Вставайте ночью, чтобы переправить неудачную строку. Огорчайтесь из-за пропущенной в корректуре запятой. Конечно, виноваты не они, а их глупые, надменные наследники, торопящиеся отблагодарить предка долею полученного от него достатка. Суть погребения в том и состоит, что одновременно с преданием тела земле зримый облик его как бы изымается из обихода современников (— если это не сверх-сверхгений, да и тот не избегает общей участи!) и, так сказать, отдается на суд и милость памяти народной. Она и распоряжается полновластно мертвецом, одевая его в порфиру или лохмотья, наделяя чертами богатырства или ничтожества: это и есть фильтрация истории неподкупным и милосердным временем. От нас посмертно должна оставаться лишь плита с начертанием на ней имени, дат и вряд ли — вех. И если найдется потомок — сотрет горстью травы заросшую мохом надпись, постоит минутку, улыбнется мне сквозь разделившую нас толщу праха и времени — очень хорошо. Если же не остановится смахнуть зеленый сор, не улыбнется — тоже хорошо, потому что тем скорее сокроется в складках забвенья мелкое наше, грешное и стыдное. След прожитой жизни подобен кругам на воде. Иные гаснут сразу, другие проникают сквозь тысячелетия, чтобы когда-нибудь по закону вечности уступить место другим. Пренебрегать этим, награждать безмерно малое мемориальными глыбами, возвеличивать в веках родню или усопшее начальство, значит выставлять их, бедных, на смех курам и грядущим поколениям… Еще сильней, наглядней бездарность эта выражается помещением в надмогильном камне всяких, по нынешней моде, фаянсовых медальонов с раскрашенными фотографиями покойников. Есть что-то глубоко противоестественное в бытовом натурализме выставленных лиц — одутловатых, инфантильных, руководственно-надменных. Странно, что не додумались помещать тут же, в нишах за стеклом и для обозрения сограждан — документы, личные вещи, знаки отличия и протезы усопшего. Но есть надежда, что скоро, с дальнейшим усовершенствованием техники, будут вделывать в камень магнитофоны с записью навечно умолкших голосов, чтобы вещали, пели или выдавали на гора мемориальные афоризмы с приближением посетителей и прохожих. В таких случаях всякое насильственное воспроизведение телесности давно отбывших в небытие придает месту вечного упокоения видимость морга с соответственным позывом на рвоту и лишает кладбище той порождающей раздумья элегической печали, что смягчает иногда зверство человеческого бытия. И здесь та же подлая табель о рангах, чины и разряды покойников. Но хуже всего — что некому объяснить это сегодня, чтоб вняли и применили к действию. 70 процентов — недоброе удивление пополам с любопытстом, 15 — недоверие, не причинил бы чего-нибудь такого, 10 — прямой ненависти за столь неделикатное доказательство их собственного ничтожества, 4 — аплодисменты для сокрытия чувств, и 1 — радость, что закопали наконец. И так как уже нечем ущемить, поздно огадить, весь этот последний процент уходит на торжественные похороны — с лафетами, демонстрациями, с литературной слезой. У нас любят хоронить, любят похороны великих, которые всегда праздник и повод для выпивки. Иногда дело кончается даже монументом в Таганке: знай наших! (Пример — Достоевский с посмертной плюхой гению — д о с т о е в щ и н а. Да и Толстой. Рассказ Н.Н.Гусева о яснополянских мужичках, которые несли на похоронах транспаранты «Мы, тебя, родной Л.Н., век не забудем, начертим в памяти своей», А потом пришли к С.А. с просьбой — «на чаек», потому как тоже трудились на погребении.) Так что по своей тропке, а где по тракту, он идет совсем один, всегда свежий и не болеющий, идет нивесть куда без видимой и заране обусловленной цели, как это и положено странникам, идет и сбирает глазами поразительные букеты из цветов, просто недоступного глазам одержимых гонкой да хлопотами современников. Откуда же это неблагодарное раздражение мое к такому поразительному мастеру и граверу? Ведь каждая страница его — крынка меду, видная до дна. В том, верно, горе, что на черный хлебный ломоть всю крынку не намажешь, много не съешь, главного голода не утолишь. И я тем же грешен Не завидуйте: слава высокая гора, выше — страшней. Молодость человека длится до той поры, пока он не произносит впервые это слово судьба в применении к себе. ..Всякая зрелость начинается с одной какой-то одинокой полночи, — так в ледяную воду погружают светящуюся сталь. Потерпи, все будет у тебя в жизни... в обмен на молодость. …Ну, к чему стремятся люди? Говорят, к счастью, а по-моему неверно: к чистоте стремиться надо. Счастье и есть главная награда и довесок к чистоте. А что такое чистота на земле? Это чтоб не было войны и чтоб жить без взаимной обиды, чтоб маленьких не убивали, чтоб на ослабевшего не наступил никто... ведь каждый может ослабеть в большой дороге, правда? И чтоб дверей на ночь не запирать, и чтоб друг всегда за спиной стоял, а не враг, и чтоб люди даже из жизни уходили не с проклятьем, а с улыбкой... Клейкая душа у русского человека: налипнет на нее, а там хоть с кожей смывай. Истины – это то, во что я сейчас верю! У нас вообще любят скулить о прошлом, потому что безвольны к будущему. Техника не любит наивных – вы хотите высшую математику заменить элементарной. Может быть – вы пишете стихи? Когда жизнь догорает дотла, то в пепле остается одна последняя золотинка. Она бежит, гаснет, и потом наступает холод... Вот в ней-то, в той последней искре, и заключен весь опыт пройденного пути. То был особый вид чиновничьей слепоты, и для излечения ее Сапегин применил одно испытанное на Руси средство - протирание глаз кредитными билетами... Обычно маршрут повторялся, но в лесу, как в хорошей книге, всегда найдется непрочитанная страница. …Всякое суждение неминуемо является источником противоречий и, кроме того, носит отпечаток места, где оно высказано. Любая зрелость начинается с разоблачения сказки. Теперь при чтении книг Леночка испытывала завистливое любопытство нищенки, подсматривающей из непогодных потемок за незнакомыми ей людьми в ярко освещенном окне. Мысли героев всегда лежали вне пределов её понимания, но самые звуки их речей таинственно совпадали с голосами, звучавшими в ней самой. Вдруг ей открылось, что во всех хороших книгах говорится о том же самом, о спутниках на великой дороге жизни, о ней самой в том числе. Более того, не было ни одной — где не нашлось бы чего-нибудь по поводу её личных раздумий и все возраставших сомнений. Наверное, с таким же чувством школьник находит точку своего безвестного селения на развернутой карте вселенной. Отсюда ещё убедительней становилась старая истина, что и самое незыблемое на свете — те же изменчивые облака, что бежали сейчас в досиня промытом небе, но лишь формируемые иным, тугим и властным ветром времени. Что ж, каждый призван когда-нибудь сыграть смешную роль Сальери. Он поистине любил отчаянных и погибших друзей: мертвых любить приятно и необременительно… Он вообще любил гордых, - с ними легче переносятся несчастья, а счастье можно разделить и с собакой. Ввиду того, что англичане никогда не разлучаются со своей страной, владея чудесной способностью привозить ее с собою на новое местожительство, они, по слухам, почти не болеют тоской по родине в русском ее пониманье. Книги — как колодцы в пустыне, они принадлежат всем!.. Когда у Адама с Евой случилась та самая промашка с яблочком, то и погнали их из райского сада помелом. Присели они под колючею оградою на бугорочек, дрожат обнямшись, проливают горько-соленую слезу, что впервые не емши надо спать ложиться. Они ведь там ровно детки, на полных харчах состояли, в раю-то. Плачут этак, своеобычно друг дружку попрекают… Тут и подходит к ним ихний соблазнитель, только уж не в прежней змеиной коже, а переодемшись в партикулярное платье, разумеется. «Не печальтеся, горемышные, — он к им задушевно так, нараспев обращается, — в чем ваше горе? Вы мне доверьтеся, а то глядеть на вас кровью сердце обливается!» Они ему так в рукав оба и вцепилися: «Пожалуйста, говорят, примите в нас участие, а то с квартиры согнали, зверь в лесу стонет, ночь подступает… жутко в мире голому да натощак!» Он им в ответ: «Не убивайтеся, гражданы, в тот сад и другая дорога имеется. Вставайте, пожалуйста, время деньги, я вас сам туда проведу!» И повел… — Пчхов задумчиво огладил заросшие седой щетиной щеки. — Вот, с той поры и ведет он нас. Спервоначалу пешечком тащился, а как притомляться стали, паровоз придумал, на железные колеса нас пересадил. Нонче же на еропланах катит, в ушах свистит, дыханье захлестывает. Впереди Адам поддает со своею старухою, а за ими мы все, неисчислимое потомство, копоть копотью… ветер кожу с нас лоскутьями рвет, а уж ничем теперь нельзя нашу жажду насытить. Долга она оказалася, окольная-то дорожка, а все невидимы покамест заветные-то врата! Леонид Леонов родился в Москве; его отец — поэт-«суриковец» Максим Леонов — происходил из семьи состоятельных московских торговцев; был женат на сестре издателя Сергея Сабашникова. В 1915 году в архангельской газете «Северное утро», где был редактором его отец, появились первые литературные опыты Леонида: стихи, театральные рецензии, очерки. В 1918 году с серебряной медалью окончил 3-ю Московскую гимназию. Учился в Московском университете. В 1920 году добровольно вступил в ряды РККА, воевал на Южном фронте, демобилизован в 1921 году. Вернувшись в Москву, профессионально занялся писательской деятельностью. «Очень талантлив, талантлив на всю жизнь и для больших дел», — рекомендовал молодого автора Максим Горький. «Он хорошо и долго имитировал Достоевского, так хорошо, что это вызывало сомнения в его даровитости», — вспоминал о первых леоновских книгах Виктор Шкловский. На протяжении жизни Леонов написал несколько романов, разделённых иногда значительными промежутками времени: «Барсуки» (1924), «Вор» (1927, новая редакция 1959, перерабатывал вплоть до 1990), «Соть», «Скутаревский», роман «Русский лес» (1953), в котором одним из первых в советской России затронул экологическую проблематику. В 1927 году принял участие в коллективном романе «Большие пожары», публиковавшемся в журнале «Огонёк». Вместе с тем повесть «Evgenia Ivanovna» о русской эмиграции (1938) не была допущена к печати (в новой редакции увидела свет через 25 лет), а пьеса «Метель» (1940) была запрещена к постановке как «злостная клевета на советскую действительность». С начала 1930-х годов Леонов выступал также как драматург: пьесы «Унтиловск», «Волк», «Нашествие» (1943), «Золотая карета» (1964), киноповесть «Бегство мистера Мак-Кинли» (1961, экранизирована 1975). Автор мемуаров «Литература и жизнь». Во время Великой Отечественной войны писатель передал присуждённую ему Сталинскую премию (100 000 рублей) в Фонд обороны. Депутат ВС СССР 2—8 созывов (1946—1970). Народный депутат ВС СССР (1989—1991) от СП СССР. Считался одним из столпов социалистического реализма, регулярно получал правительственные награды. Леонову очень хотелось быть избранным в Академию наук СССР, как Шолохов и Федин. Но его провалили на выборах в 1968 и 1971 годах. Тогда в 1972 году ЦК КПСС выделил дополнительную ставку академика с целевым назначением — для Леонова. Президент Академии наук Мстислав Всеволодович Келдыш, с которым состоялся специальный разговор в ЦК, говорил, что уговорить 250 академиков будет непросто. Но Леонова избрали. Несмотря на лавину почестей, Леонов после войны публиковался гораздо реже, чем в довоенный период, предпочитал заниматься садом и своей переделкинской оранжереей с цветущими кактусами, про которую Корней Чуковский рассказывал знакомым: «Хожу, вроде Дюймовочки, в тропических зарослях затерянный — это с моим-то ростом». Леонов был заместителем председателя Всероссийского общества озеленения. Также состоял членом редакционных коллегий журналов «Роман-газета» и «Наука и жизнь». Были у Леонова и еще таланты – он неплохо рисовал и вырезал по дереву, был увлеченным садоводом Уголок сада Л.Леонова Умер во сне 8 августа 1994 года вскоре после публикации главного труда своей жизни, огромного по объему «романа-наваждения» «Пирамида», над которым работал 45 лет. После отпевания в московской церкви Большое Вознесение похоронен на Новодевичьем кладбище. В 2009 году в серии «Жизнь замечательных людей» увидела свет биография Леонида Леонова за авторством Захара Прилепина, написанная по совету Дмитрия Быкова, который относит Леонова к центральным фигурам русской литературы XX века. Произведения Романы и повести «Барсуки» (1924) — роман «Вор» (1927) — роман «Соть» (1930) — роман «Скутаревский» (1932) — роман «Дорога на океан» (1935) — роман «Русский лес» (1953; нов. ред. 1959) — роман «Пирамида» (опубл.1994) — роман-наваждение «Петушихинский пролом» (1923) — повесть «Конец мелкого человека» (1924) — повесть «Записи некоторых эпизодов, сделанные в городе Гуголеве Андреем Петровичем Ковякиным» (1924) — повесть «Белая ночь» (1928) — повесть «Провинциальная история» (1927) — повесть «Саранча» (1930) — повесть «Evgenia Ivanovna» (1938—1963) — повесть «Взятие Великошумска» (1944) — повесть Пьесы «Унтиловск» (пост. 1928) «Усмирение Бададошкина» (1929) «Половчанские сады» (1938) «Волк» (1938) «Метель» (1940) «Обыкновенный человек» (1942) «Нашествие» (1942; 2-я редакция 1964) «Ленушка» (1943) «Золотая карета» (1946; 2-я ред. 1955; новая редакция 1964) киноповесть «Бегство мистера Мак-Кинли» (1961) Публицистика «Литература и время» (1976) «Раздумья у старого камня» (1987) |
|
Всего комментариев: 0 | |