28 августа родился Ю́рий Валенти́нович Три́фонов (28 августа 1925, Москва — 28 марта 1981, там же) — советский писатель, мастер «городской» прозы, одна из главных фигур литературного процесса 1960-х—1970-х годов в СССР. Лауреат Сталинской премии третьей степени (1951).

Цитаты из произведений Ю.Трифонова:

Но в этом-то и была корысть: делая добрые дела, все время сознавать себя хорошим человеком.

Он был совершенно никакой... Но это, как я понял впоследствии, редкий дар: быть никаким. Люди, умеющие быть гениальнейшим образом никакими, продвигаются далеко. Вся суть в том, что те, кто имеет с ними дело, довоображают и дорисовывают на {никаком} фоне все, что им подсказывают их желания и их страхи.

Оба размахивают шашками. Только один уже слегка притомился, а другому недавно дали шашку в руку. Поэтому, если напасть на одного, это вроде бы напасть и на другого, на всех размахивающих шашками.

Жизнь - такая система, где все загадочным образом и по какому-то высшему плану закольцовано, ничто не существует отдельно, в клочках, все тянется и тянется, переплетаясь одно с другим, не исчезая совсем...

Бюстики стоят! Войну перестояли, эвакуацию, невзгоды, гибель людей, идей, на то они и философы.

Мне абсолютно все равно, где я живу, в большом

 дворце или в деревянной избе, если живу по своему внутреннему распорядку...

Нет, зависть – совсем не то мелкое, дрянное чувство, каким представляется. Зависть – часть протестующей природы, сигнал, который чуткие души должны улавливать.

 Но нет несчастнее людей, пораженных завистью.

А я считаю, что счастье нельзя делить и измерять, как варенье. Это горе может быть большим или меньшим, а счастье — что-то абсолютное.

Нельзя все в мире определять законами и параграфами. Нет, можно. Более того - нужно. В этом залог прочности мира Гнилое общество вы называете прочным миром? Оно гнило как раз оттого, что законы мало что определяют. Они чересчур слабы.

Как же не понимать, что людей не любят не за их пороки, а любят не за их добродетели!

Иногда и молчание собственное казнит.

Ведь страх - неуловимейшая и самая тайная для человеческого самосознания пружина.

…память - сеть, которую не следует чересчур напрягать, чтобы удерживать тяжелые грузы.

Если мы откажемся от презрения, мы лишимся последнего оружия. Пусть это чувство будет внутри нас и абсолютно невидимо со стороны, но оно должно быть.

Странно: половина жизни, а ощущение такое, будто настоящего еще не было, главная жизнь впереди. Куда, собственно, я девал эти годы? Нет, настоящее было, но недолго, лет до одиннадцати, детство было настоящее, а потом все полетело кувырком: отрочество ни к черту, юность искалечена войной, а потом непрерывная борьба за то, чтобы быть человеком, несмотря ни на что...Вот куда ушли эти годы: в ненастоящую жизнь. Но настоящее будет, оно не может не быть! Оно придет, наверное, неслышно, как молодая трава, и мы даже не догадаемся сразу, что вот оно - здесь. И уже кому-то другому, кто будет моложе нас, оно покажется недостаточно настоящим.

Знаешь, плохо, когда есть одна жадность - до денег. О, это плохо! Надо быть жадным до всего: до денег, до работы, до людей, до новых стран, до всех-всех!

Надо барахтаься изо всех сил. Работать, как прачка, у которой семь человек детей. Тогда будет интересно жить, будет хорошо на душе, и не надо валять дурака перед друзьями.

Из статьи Дмитрия Быкова о Трифонове.

Из всей русской прозы семидесятых Трифонов остается самым непрочитанным и потому притягательным автором. Боюсь, не только читателю (в силу причин объективно-цензурных), но и самому себе он многого недоговаривал - был шанс договориться до вещей вовсе уж неприемлемых, ни для его круга, ни для собственного душевного здоровья.

Трифонов готов был оправдывать комиссаров во имя отца, которого обожал, во имя поколения, к которому принадлежал. Это было поколение, воспитанное на комиссарских идеалах, описанное в «Доме на набережной» с откровенной, несвойственной ему прежде нежностью. Антон Овчинников (списанный с Льва Федотова) - это и есть идеальный гражданин будущего, этот сочинитель романов, любитель оперы, инициатор беспрерывных испытаний на храбрость и прочность. Это поколение - 1924-1925 годов рождения - было выбито почти поголовно. Но уцелевшие создали великую науку и не менее великую литературу.

Трифонов тосковал по сверхчеловеческому, по великому. Он таким запомнил отца. Он такими видел друзей по «Дому на набережной» - поколение людей, постоянно себя закаляющих и готовящихся к великому. И душу его непрерывно оскорбляли другие люди, которые выросли вместо них. Сам стиль его прозы, в особенности поздней, до перенасыщения укомплектованной намеками, отсылками, цитатами, само богатство подтекстов, заставляющее читателя привлекать для интерпретации текста чуть ли не весь массив русской истории и литературы, взывают к более адекватному, более серьезному материалу. Мысль, которой был одержим Трифонов, была слишком масштабна и дерзка, чтобы признаться в ней даже самому себе, - и тем не менее с его страниц она считывается недвусмысленно: величие - не соблазн, а долг. Стремиться надо к сверхчеловеческому, несбыточному и недостижимому. Тот, кто дает внушить себе, будто любая идея ведет к крови, а любой идеализм чреват садизмом, - попросту расписывается в трусости и лености. Проза Трифонова трагична именно потому, что любой подобный порыв обречен, но это не значит, что он отменен.

Сегодня вроде бы опять начали читать, вспоминать, экранизировать Трифонова. Сделали даже сериал по «Дому на набережной», бесконечно далекий, конечно, от духа и даже канвы этого текста, хотя самое ценное в нем - его фактуру, плотность, гущину - телевидение вообще передать не в силах: это сумел только театр на Таганке, и то не стопроцентно. Трифонов учит зоркости к жизни, но это зоркость истинной ненависти: реальность надо ненавидеть, только это заставляет провидеть в ней зарницы иной, высшей действительности. Вот вам и ответ, почему сегодня нет бытового реализма той степени точности, какую мы помним по Трифонову. Потому что идеал скомпрометирован, мы отвыкли его видеть и привыкли думать, что за него вечно надо расплачиваться большой кровью. Меж тем большая кровь уже льется, жизнь истекает бессмысленно и беспощадно, и некому ее остановить, потому что незачем.

Отец Юрия Трифонова — революционер, председатель Военной коллегии Верховного суда СССР Валентин Андреевич Трифонов (1888—1938). Мать — зоотехник, затем инженер-экономист и детская писательница Евгения Абрамовна Лурье (1904—1975; литературный псевдоним — Е. Таюрина).

В 1937—1938 годах родители Юрия Трифонова были репрессированы. Вместе с сестрой Тингой (в замужестве Татьяной Валентиновной Рейзнер) будущий писатель воспитывался бабушкой, Татьяной Александровной Лурье (урожд. Словатинской, 1879—1957), в молодости — профессиональной революционеркой, участницей Гражданской войны; в годы Великой Отечественной войны вместе с бабушкой и сестрой жил в эвакуации в Ташкенте. Дед — меньшевик-подпольщик Абрам Лурье (1875—1924); его брат — Арон Лурия, публицист, один из организаторов социал-демократического «Рабочего знамени»; двоюродный брат — советский политический деятель Арон Сольц.

Дядя писателя по отцу — командарм Евгений Трифонов (псевдоним — Е. Бражнов; 1885—1937); его сын (двоюродный брат Юрия Трифонова) — писатель-невозвращенец Михаил Дёмин (настоящее имя — Георгий Евгеньевич Трифонов; 1926—1984), автор нескольких поэтических сборников и автобиографической прозы.

Ещё в школе Юрий Трифонов заинтересовался литературой. Был редактором классных газет, сочинял стихи и рассказы. В 1942—1945 годах работал на заводе сначала слесарем, потом — диспетчером цеха. Весной—осенью 1945 года редактировал заводскую газету. В 1944—1945 годах учился в Литературном институте имени А. М. Горького.

В 1948 году были напечатаны два рассказа молодого писателя — «Знакомые места» (в журнале «Молодой колхозник») и «В степи» (в альманахе «Молодая гвардия», № 2). Дипломная работа Юрия Трифонова — повесть «Студенты» (1950), опубликованная в ведущем литературном журнале СССР «Новый мир», удостоенная Сталинской премии третьей степени и сразу принёсшая автору широкую известность — была посвящена молодому послевоенному поколениию. В начале 1960-х годов выходят роман «Утоление жажды» (1963); в 1966—1969 годах — рассказы «Вера и Зойка», «В грибную осень» и др., повесть «Отблеск костра» (1967). В 1969 году выходит повесть «Обмен», затем «Предварительные итоги», «Долгое прощание», «Другая жизнь», «Дом на набережной» (1970—1976). Неофициально они были объединены в цикл «Московские повести». Действие «Обмена» и «Предварительных итогов» происходит в 1970-х годах, «Долгого прощания» — в начале 1950-х, в «Другой жизни» и «Доме на набережной» оно протянуто из 1930-х в 1970-е.

Именно «Дом на набережной» принёс писателю огромную славу — он описал быт и нравы жителей правительственного дома 1930-х годов, многие из которых, вселившись в комфортабельные квартиры (в то время почти все москвичи жили в коммуналках без удобств, часто даже без туалетов, пользовались деревянным стояком во дворе), прямо оттуда попадали в сталинские лагеря и были расстреляны. Семья писателя тоже проживала в этом же доме. В дневниковых записях Юрий Трифонов неоднократно упоминает своего друга детства Лёву Федотова, жившего также в этом знаменитом доме.

В 2003 году на доме установлена мемориальная доска: «Выдающийся писатель Юрий Валентинович Трифонов жил в этом доме с 1931 по 1939 год и написал о нём роман „Дом на набережной"».

Проза Трифонова зачастую автобиографична. Главная её тема — судьба интеллигенции в годы правления Сталина, осмысление последствий этих лет для нравственности нации. Повести Трифонова, почти ничего не говоря напрямую, открытым текстом, тем не менее с редкой точностью и мастерством отразили мир советского горожанина конца 1960-х — середины 1970-х годов.

Манера письма Трифонова — неторопливая, рефлектирующая, он часто пользуется ретроспективой и сменой перспективы; основной упор писатель делает на человеке с его недостатками и сомнениями, отказываясь от какой бы то ни было чётко выраженной общественно-политической оценки.

В 1973 году вышел роман о народовольцах «Нетерпение», в 1978 году — роман «Старик». Их можно объединить в условную трилогию, начало которой положил «Отблеск костра». «Старик», герой которого, старый участник Гражданской войны, заново переосмысливает молодость и подводит итоги жизни, стал одним из наиболее значительных художественных произведений советской литературы о первых послереволюционных годах. Как всегда у Трифонова, история в «Старике» тысячами незримых нитей связана с современностью, повествование незаметно и свободно «соскальзывает» в разные временные пласты.

В 1981 году Трифонов закончил роман «Время и место», структура которого была подробно проработана писателем ещё в 1974 году. Эта книга, одна из наиболее автобиографичных у прозаика, получила прохладные оценки критики тех лет: автора обвиняли в «недостаточной художественности», повторении пройденного. В то же время «Время и место» по праву может быть назван итоговым романом Трифонова, подводящим итоги его творчества, прощанием с юностью, трезвым взглядом в лицо собственным иллюзиям и надеждам, жёстким, порой даже жестоким самоанализом. Действие романа происходит на протяжении четырёх десятилетий — 1930-е, 40-е, 50-е, 70-е годы.

В 1987 году был посмертно издан роман «Исчезновение».

Юрий Трифонов умер 28 марта 1981 года от тромбоэмболии лёгочной артерии. Похоронен в Москве на Кунцевском кладбище.

Личная жизнь

Первая жена Юрия Трифонова (1949—1966) — оперная певица (колоратурное сопрано), солистка Большого театра Нина Нелина (настоящее имя — Неля Амшеевна Нюренберг; 1923—1966), дочь известного художника Амшея Нюренберга (1887—1979), племянница художника Давида Девинова (настоящее имя — Давид Маркович Нюренберг; 1896—1964). В 1951 году у Юрия Трифонова и Нины Нелиной родилась дочь Ольга — в замужестве Ольга Юрьевна Тангян, кандидат филологических наук, ныне живущая в Дюссельдорфе.

Вторая жена (с 1968 года) — редактор серии «Пламенные революционеры» Издательства политической литературы ЦК КПСС Алла Павловна Пастухова.