Главная » 2014 Сентябрь 21 » 21 сентября 2014
11:25 21 сентября 2014 |
21
сентября
Еще одно посещение кунсткамеры необычных историй, встречающихся в мемуарных и биографических источниках. Отрывок из автобиографической книги Мариэтты Шагинян «Человек и время».   *** Дело было так. Сестренка моя, пухленькая, беленькая, спала в своей кроватке. Ламп еще не зажгли, был сумрак перед чаепитием. Мать и тетя Ашхзн сидели в столовой, обсуждая семейные дела. Маша, горничная, готовила у буфета чашки. Няня вышла на кухню. Я слушала из открытых дверей детской, что говорят взрослые. «Удивительное дело,— говорила тетя Ашхэн (она же крестная мать обеих нас).— Лина у тебя беленькая, как блондинка. А Мариэтта— настоящий цыган, до того смугла лицом». Совершенно не помню, что я тогда на эти слова подумала. Но ясно помню, что я сделала. Я придвинула стул к полке в маминой спальне, где лежала в металлическом стаканчике кисть моего отца для бритья. Она и сейчас хранится у нас — с пожелтелой, из слоновой кости ручкой и огрызком очень мягкой кисти. Потом взяла чернильницу из папиного кабинета. Подойдя к кроватке, я разбудила сестру. И в ту ее бессознательную пору и до самой ее смерти, акта величайшего сознания,— мне кажется, она сразу поняла меня и всегда понимала больше, может быть, чем я сама себя понимаю. Она протянула мне ножку, потом другую, потом обе ручки. Я обмакивала кисть в чернильницу и мазала их чернилами. Я вымазала ее всю, вошла в столовую и сказала матери и тетке: «Ну теперь идите поглядите». Они обе поднялись, встревоженные моим тоном. Увидя Лину, мать вскрикнула. И крик и слова врезались мне в память: «С ума сойти! Отец над собаками, она над сестрой!» Лину долго отмывали в воде с содой, и только в ванне она заплакала. А меня никто не тронул, никто не выругал, и, слушая, спустя много лет, мамины рассказы об этом случае, я всякий раз переживала его именно таким психически, каким он был: не из зависти, не из-за дурной досады на сестру, что вот она белая, а я черная,— но из особенного интереса изменять и пробовать, возбужденного всей тогдашней атмосферой в доме, интереса творческой находки. Белое и черное, мое и твое не воспринимались мною со знаком качества — лучше — хуже, ближе — дальше,— а только как разные, но разные не навсегда, разные переменчиво. Атмосфера в доме была насыщена сообщениями отца о своих опытах и повторением вслух диссертации,— и мать тотчас связала мою выходку с этими опытами. Еще один случай раннего детства запомнился мне опять такой же «психической» памятью — до сих пор, вспоминая, переживаю его, как тогда. Случай этот был — ужас, ужас без границ, без облика, без причины, без объяснения,— полвека спустя я прочитала в «Феноменологии» Гегеля об ужасе выпада из времени, ужасе мысли о смерти, переживаемом при жизни, задолго до самой смерти. В кабинете отца, узкой комнате с одним окном, был диван. Как-то в сумерки после обеда я прилегла на этот диван — взрослых не было дома, няня с сестрой в детской — и сразу заснула. И вдруг проснулась от нестерпимого, леденящего кровь черного ужаса. Он был черный, он клубился, как пар, поднимался и опускался, вытя-гивался, протягивал оезвоздушные ватные клуонп к горлу, к мозгу,— я ке могла крикнуть, я цепенела. Петом, так же сразу, как пришло, это рассеялось, н сквозь черноту пробилась серость сумерек, потому чю в окне еще завершался короткий ноябрьский день. Никому ничего не сказав, я делю унимала в себе какую-то неприятную, мелкую-мелкую дрожь всего тела, дрожь сердца, коленей, пальцев. Вероятно, что-то физиологическое, нажим на какую-нибудь железу, вызывает это состояние смертельного черного ужаса. Мне довелось пережить нечто подобное еще один раз в жизни, будучи уже «в летах»,— в 1933 году, в Берлине. Я лечилась тогда в Клинике профессора Леви, позднее уничтоженной фашистами. Фриц Леви был обаятельный врач-ученый, он мне очень нравился. Я ходила днем в его клинику, а вечером он приходил ко мне в пансион «Fran Gliick», где я жила, на улице Клейста. Мы без конца говорили с ним на философские, биологические медицинские темы. Он работал тогда над исследованием «точки утомляемости»,— и меня тоже интересовало, когда и как наступает эта точка, нужно ли ее преодолевать новым напряжением работы, как это делал Наполеон, или же «пробездельничать» ее (vertandeln), как советовал Гёте. И вот однажды вечером пришла ко мне вместо профессора Леви его жена — худая, суетливая женщина с волосами мышиного цвета, очень тонкими, бьющимися, но безжизненными, как сухие травинки. Возбужденно болтая, она почти не слушала, что я говорю, она в меня всматривалась сухими, травянистого цвета глазами, всматривалась, точно хотела пролезть в душу, и все повторяла, как много у нее связано с жизнью Фрица, и связь их — особенная, связь сердца, дела, профессии, и она—жена-друг, жена-секретарь. Мне стало ясно, что фрау Леви бешено ревнует меня к мужу и ждет от меня какого-то слова. Какого? Я не могла придумать. Сказать, что никак не посягаю на профессора? А вдруг мне все это мерещится и будет невпопад? Сказать, что мне просто нравится общение с ним? Убедительного слова я так и не нашла. Прощаясь, она встала из-за стола и почему-то повернулась не к двери, а к моей кровати, над которой на мгновенье нагнулась. Я чувствовала досаду и неловкость и не придала значения ее жестам. Когда фрау Леви ушла, я еще долго сидела за столом, доедая торт, до которого она не дотронулись, и как-то лениво раздумывая над оглупляющим чувством собственности на своих мужей у жен и дурацкой ревности, для которой нет никаких основании. Потом разделась, откинула немецкий пуховик, забралась под него и с сознанием своей полной правоты и невинности мгновенно заснула. Проснулась — от леденящего ужаса. Опять клубилась чернота вокруг, она ползла снизу, она угрожала.— ужас был как от присутствия гада в комнате, присутствия смерти.— я вскочила на стол и, босая, почти без сознания, держалась так, стоя, на столе, пока не пришел рассвет и нигде в комнате, ни на полу, ни на постели ничего не оказалось. Только та же самая мелкая дрожь, делающая беспомощным человека, сотрясала всю меня изнутри. Днем, обыскав всю комнату, я нашла под кроватью бумажку, в какой бывают аптечные порошки или растительные семена. Из рассказов профессора я знала, что они с женой побывали в Африке, путешествовали по Востоку и у них дома собрано много всяких «достопримечательностей». А из книжек, уже не помню каких, вычитала, что на Востоке есть «порошки ужаса», дающие человеку дурной сон и смертный страх. Возможно, фрау Леви попотчевала меня таким порошком. Позднее оба они эмигрировали в Соединенные Штаты. А печатные труды Фрица Леви, его клинические работы в каком-то турецком лазарете, его огромный труд об утомляемости хранятся у меня до сих пор на полке — с его любезными автографами. Ужас, пережитый в детстве, напоминал этот берлинский. Но был безличней. Я назвала его выпадом из времени, провалом сквозь время в He-Время. А что такое He-Время и почему оно вселяет смертный страх — до сих пор не знаю и не понимаю. Только позднее выросло у меня особое, детское, любовное доверие к течению времени, желание как бы держать его всегда за руку, близко, словно родное нечто, и сознавать его другом, хранителем, устроителем жизни. Так, в годы моей молодости, из теплого чувства любви к течению этой родной реки-Времени, я написала Оду, какой ни один поэт ни в древности, ни в современности не писал,— Оду Времени (с большой буквы). Мариэ́тта Серге́евна Шагиня́н (1888 — 1982) — русская советская писательница, одна из первых советских писательниц-фантастов. Шагинян родилась в интеллигентной армянской семье, получила прекрасное домашнее образование, затем училась в частном пансионе, потом в гимназии Ржевской, одной из лучших гимназий Москвы того времени. Литературной деятельностью занималась с 1903 года. Начинала с символистских стихов. Опубликовала свыше 70-ти книг романов, повестей, рассказов, очерков, стихов и около 300 печатных листов статей, рецензий, докладов. Доктор филологических наук (1941, получила степень за книгу о Т. Г. Шевченко). Автор книг о Ленине и его семье. Книга М. Шагинян «Семья Ульяновых» была изъята из библиотек, из-за того что открыла калмыцкое начало в роде отца Ленина, что очень не понравилось Сталину. Прикрепления: Картинка 1 · Картинка 2 |
|
|
| Всего комментариев: 0 | |