Главная » 2013 Апрель 20 » 21 января родился Джон Донн
12:03 21 января родился Джон Донн |
21 января родился Джон
Донн (англ. John Donne, произносится Дан, 21 января
1572, Лондон — 31 марта 1631) — английский поэт и проповедник, настоятель
лондонского собора Святого Павла, крупнейший представитель литературы
английского барокко («метафизическая школа»). Автор любовных стихов, элегий,
сонетов, эпиграмм, а также религиозных проповедей. В ХХ веке Джон Донн - едва
ли не самый модный в англоязычном мире поэт-классик. В Англии, помимо стихов
Донна, регулярно переиздается трехтомник его проповедей.  Джона Донна большинство знают по эпиграфу к роману Хемингуэя
"По ком звонит колокол":
Смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол: он звонит по Тебе. Название романа восходит к проповеди Джона Донна отрывок из которой стал эпиграфом к роману. «Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе, каждый человек есть часть Материка, часть Суши; и если волной снесёт в море береговой Утёс, меньше станет Европа, и так же, если смоет край мыса или разрушит Замок твой или друга твоего; смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай, по ком звонит колокол: он звонит по Тебе». Быть милосердным — значит делать все, что в наших силах. ***
Из поэзии Джона Донна:
***
Тройной дурак
Я дважды дурнем был:
Когда влюбился и когда скулил
В стихах о страсти этой;
Но кто бы ум на глупость не
сменил,
Надеждой подогретый?
Как опресняется вода морей,
Сквозь лабиринты проходя
земные,
Так, мнил я, боль души моей
Замрет, пройдя теснины
стиховые:
Расчисленная скорбь не так
сильна,
Закованная в рифмы - не
страшна.
Увы! к моим стихам
Певец, для услажденья милых
дам,
Мотив примыслил модный
И волю дал неистовым скорбям,
Пропев их принародно.
И без того любви приносит стих
Печальну дань; но песня
умножает
Триумф губителей моих
И мой позор тем громче
возглашает.
Так я, перемудрив, попал
впросак:
Был дважды дурнем - стал
тройной дурак.
перевод Григория Кружкова
***
Годовщина
Все короли со всей их славой,
И шут, и лорд, и воин бравый,
И даже солнце, что ведет отсчет
Годам, - состарились на целый
год.
С тех пор, как мы друг друга
полюбили,
Весь мир на шаг подвинулся к
могиле;
Лишь нашей страсти сносу нет,
Она не знает дряхлости примет,
Ни завтра, ни вчера - ни дней,
ни лет,
Слепящ, как в первый миг, ее
бессмертный свет.
Любимая, не суждено нам,
Увы, быть вместе погребенным;
Я знаю: смерть в могильной
тесноте
Насытит мглой глаза и уши те,
Что мы питали нежными словами,
И клятвами, и жгучими слезами;
Но наши души обретут,
Встав из гробниц своих, иной
приют,
Иную жизнь - блаженнее, чем
тут, -
Когда тела - во прах, ввысь
души отойдут.
Да, там вкусим мы лучшей доли,
Но как и все - ничуть не боле;
Лишь здесь, друг в друге, мы
цари! - властней
Всех на земле царей и королей;
Надежна эта власть и
непреложна:
Друг другу преданных предать не
можно,
Двойной венец весом стократ;
Ни бремя дней, ни ревность, ни
разлад
Величья нашего да не смутят ...
Чтоб трижды двадцать лет нам
царствовать подряд!
Перевод Г. М. Кружкова
***
Посещение
Когда твой горький яд меня
убьет,
Когда от притязаний и услуг
Моей любви отделаешься вдруг,
К твоей постели тень моя
придет.
И ты, уже во власти худших рук,
Ты вздрогнешь. И, приветствуя
визит,
Свеча твоя погрузится во тьму.
И ты прильнешь к соседу своему.
А он, уже устав, вообразит,
Что новой ласки просишь, и к
стене
Подвинется в своем притворном
сне.
Тогда, о бедный Аспид мой,
бледна,
В серебряном поту, совсем одна,
Ты в призрачности не уступишь
мне.
Проклятия? В них много суеты.
Зачем? Предпочитаю, чтобы ты
Раскаялась, чем черпала в
слезах
Ту чистоту, которой нет в
глазах.
перевод И. Бродского
***
Женская верность
Любя день целый одного меня,
Что ты назавтра скажешь,
изменя?
Что мы уже не те и нет закона
Придерживаться клятв чужих?
Иль, может быть, опротестуешь
их
Как вырванные силой Купидона?
Иль скажешь: разрешенье брачных
уз -
Смерть, а подобье брака - наш
союз -
Подобьем смерти может
расторгаться,
Сном? Иль заявишь, дабы
оправдаться,
Что для измен ты создана
Природой - и всецело ей верна?
Какого б ты ни нагнала туману,
Как одержимый спорить я не
стану;
К чему мне нарываться на рога?
Ведь завтра я и сам пущусь в
бега.
Перевод Г. М. Кружкова
***
Ничто
Я не из тех, которым любы
Одни лишь глазки, щечки, губы,
И не из тех я, чья мечта -
Одной души лишь красота;
Их жжет огонь любви: ему бы
-
Лишь топлива! Их страсть
проста.
Зачем же их со мной
равнять?
Пусть мне взаимности не знать
-
Я страсти суть хочу понять!
В речах про Высшее Начало
Одно лишь "не" порой
звучало;
Вот так и я скажу в ответ
На все, что любо прочим:
"Нет".
Себя мы знаем слишком мало,
-
О, кто бы мне открыл
секрет
"Ничто"?.. Оно одно,
видать,
Покой и благо может дать:
Пусть медлю - мне не
опоздать!..
Перевод Д. В. Щедровицкого
СВЯЩЕННЫЕ
СОНЕТЫ
***
СОНЕТ XIII
Что, если Страшный суд настанет
вдруг
Сегодня ночью?.. Обрати свой
взгляд
К Спасителю, что на кресте
распят:
Как может Он тебе внушать
испуг?
Ведь взор его померк от
смертных мук,
И капли крови на челе горят...
Ужели тот тебя отправит в ад,
Кто и врагов своих простил, как
друг?!
И, как, служа земному алтарю,
Мне уверять любимых
приходилось,
Что строгость - свойство
безобразных, милость -
Прекрасных, так Христу я
говорю:
Уродливы - нечистые созданья,
Твоя ж краса - есть признак
состраданья!..
***
СОНЕТ XIX
Я весь - боренье: на беду мою,
Непостоянство - постоянным
стало,
Не раз душа от веры отступала,
И клятву дав, я часто предаю.
То изменяю тем, кого люблю,
То вновь грешу, хоть каялся
сначала,
То молится душа, то замолчала,
То - все, то - ничего, то жар
терплю,
То хлад; вчера - взглянуть на
небосвод
Не смел, сегодня - угождаю
Богу,
А завтра задрожу пред карой
строгой.
То набожность нахлынет, то
уйдет,
Как в лихорадке - жар и приступ
дрожи...
Все ж, лучшие из дней - дни
страха божья!..
Переводы Д. В. Щедровицкого
***
С переводов Донна на
русский язык начал свою литературную карьеру нобелевский лауреат Иосиф
Бродский.
В интервью он говорил о Джоне
Донне:
Это одно из самых крупных
явлений в мировой литературе...
Как бы объяснить русскому
человеку, что такое Донн? Я бы сказал так: стилистически это такая комбинация
Ломоносова, Державина и я бы еще добавил Григория Сковороды с его речением из
какого-то стихотворения, перевода псалма, что ли: "Не лезь в коперниковы
сферы, воззри в духовные пещеры", да, или "душевные пещеры", что
даже лучше. С той лишь разницей, что Донн был более крупным поэтом, боюсь, чем
все трое вместе взятые.
Бродский написал в 1963 году
«Большую элегию Джону Донну»
очень интересную и
своеобразную.Он говорил:
Главным обстоятельством,
подвигшим меня приняться за это стихотворение, была возможность, как мне
казалось об эту пору, возможность центробежного движения стихотворения... ну,
не столько центробежного... как камень падает в пруд... и постепенное
расширение..прием скорее кинематографический,.. когда камера отдаляется от
центра. Донн - англичанин, живет на острове. И начиная с его спальни,
перспектива постепенно расширяется. Сначала комната, потом квартал, потом
Лондон, весь остров, море, потом место в мире. ..
… когда я написал первую половину этой
элегии, я остановился как вкопанный, потому что дальше было ехать некуда. .. Он
проповедник, а значит небеса, вся эта небесная иерархия - тоже сферы его
внимания. Тут-то я и остановился, не зная, что делать дальше. Дело в том, что
вся первая часть состоит из вопросов. Герой стихотворения спрашивает: "Кто
это ко мне обращается? Ты - город? Ты - пространство? Ты - остров? Ты - небо?
Вы - ангелы? Который из ангелов? Ты - Гавриил?". Я не знал ответа. Я
понимал, что человек может слышать во сне или со сна в спальне ночью эти
вопросы, к нему обращенные. Но от кого они исходили, я не понимал. И вдруг до
меня дошло - и это очень уложилось в пятистопный ямб, в одну строчку:
"Нет, это я, твоя душа, Джон Донн". Вот отсюда вторая половина
стихотворения.
***
Большая элегия Джону Донну.
(сокращенно)
Джон Донн уснул, уснуло все вокруг. Уснули стены, пол, постель, картины, уснули стол, ковры, засовы, крюк, весь гардероб, буфет, свеча, гардины. Уснуло все. Бутыль, стакан, тазы, хлеб, хлебный нож, фарфор, хрусталь, посуда, ночник, белье, шкафы, стекло, часы, ступеньки лестниц, двери. Ночь повсюду. Повсюду ночь: в углах, в глазах, в белье, среди бумаг, в столе, в готовой речи, в ее словах, в дровах, в щипцах, в угле остывшего камина, в каждой вещи. .. Уснули тюрьмы, замки. Спят весы средь рыбной лавки. Спят свиные туши. Дома, задворки. Спят цепные псы. В подвалах кошки спят, торчат их уши. .. Джон Донн уснул. И море вместе с ним. И берег меловой уснул над морем. Весь остров спит, объятый сном одним. И каждый сад закрыт тройным запором. Спят клены, сосны, грабы, пихты, ель. Спят склоны гор, ручьи на склонах, тропы. Лисицы, волк. Залез медведь в постель. Наносит снег у входов нор сугробы. И птицы спят. Не слышно пенья их. Вороний крик не слышен, ночь, совиный не слышен смех. Простор английский тих. … Уснуло все. Спят реки, горы, лес. Спят звери, птицы, мертвый мир, живое. Лишь белый снег летит с ночных небес. Но спят и там, у всех над головою. Спят ангелы. Тревожный мир забыт во сне святыми – к их стыду святому. Геенна спит и Рай прекрасный спит. Никто не выйдет в этот час из дому. Господь уснул. Земля сейчас чужда. Глаза не видят, слух не внемлет боле. И дьявол спит. И вместе с ним вражда заснула на снегу в английском поле. … Джон Донн уснул. Уснули, спят стихи. Все образы, все рифмы. Сильных, слабых найти нельзя. Порок, тоска, грехи, равно тихи, лежат в своих силлабах. .. Спят беды все. Страданья крепко спят. Пороки спят. Добро со злом обнялось. Пророки спят. Белесый снегопад в пространстве ищет черных пятен малость. .. Все крепко спят: святые, дьявол, Бог. Их слуги злые. Их друзья. Их дети. И только снег шуршит во тьме дорог. И больше звуков нет на целом свете. Но чу! Ты слышишь – там, в холодной тьме, там кто-то плачет, кто-то шепчет в страхе. Там кто-то предоставлен всей зиме. И плачет он. Там кто-то есть во мраке. .. "Кто ж там рыдает? Ты ли, ангел мой, возврата ждешь, под снегом ждешь, как лета, любви моей?.. Во тьме идешь домой. Не ты ль кричишь во мраке?" – Нет ответа. "Не вы ль там, херувимы? Грустный хор напомнило мне этих слез звучанье. Не вы ль решились спящий мой собор покинуть вдруг? Не вы ль? Не вы ль?" – Молчанье. "Не ты ли, Павел? Правда, голос твой уж слишком огрублен суровой речью. Не ты ль поник во тьме седой главой и плачешь там?" – Но тишь летит навстречу. .. Молчанье. Тишь. – "Не ты ли, Гавриил, подул в трубу, а кто-то громко лает? Но что ж лишь я один глаза открыл, а всадники своих коней седлают. Все крепко спит. В объятьях крепкой тьмы. А гончие уж мчат с небес толпою. Не ты ли, Гавриил, среди зимы рыдаешь тут, один, впотьмах, с трубою?" "Нет, это я, твоя душа, Джон Донн. Здесь я одна скорблю в небесной выси о том, что создала своим трудом тяжелые, как цепи, чувства, мысли. Ты с этим грузом мог вершить полет среди страстей, среди грехов, и выше. Ты птицей был и видел свой народ повсюду, весь, взлетал над скатом крыши. Ты видел все моря, весь дальний край. И Ад ты зрел – в себе, а после – в яви. Ты видел также явно светлый Рай в печальнейшей – из всех страстей – оправе. Ты видел: жизнь, она как остров твой. И с Океаном этим ты встречался: со всех сторон лишь тьма, лишь тьма и вой. Ты Бога облетел и вспять помчался. Но этот груз тебя не пустит ввысь, откуда этот мир – лишь сотня башен да ленты рек, и где, при взгляде вниз, сей страшный суд совсем не страшен. … Не я рыдаю – плачешь ты, Джон Донн. Лежишь один, и спит в шкафах посуда, покуда снег летит на спящий дом, покуда снег летит во тьму оттуда". ... Подобье птиц. Душа его чиста, а светский путь, хотя, должно быть, грешен, естественней вороньего гнезда над серою толпой пустых скворешен. Подобье птиц, и он проснется днем. Сейчас – лежит под покрывалом белым, покуда сшито снегом, сшито сном пространство меж душой и спящим телом. Уснуло все. Но ждут еще конца два-три стиха и скалят рот щербато, что светская любовь – лишь долг певца, духовная любовь – лишь плоть аббата. На чье бы колесо сих вод не лить, оно все тот же хлеб на свете мелет. Ведь если можно с кем-то жизнь делить, то кто же с нами нашу смерть разделит? .. Спи, спи, Джон Донн. Усни, себя не мучь. Кафтан дыряв, дыряв. Висит уныло. Того гляди и выглянет из туч Звезда, что столько лет твой мир хранила. Биография
Джон Донн родился 21 января или между 24 января и 19 июня 1572 года в Лондоне в католической семье. Его отец, Джон Донн, был старостой цеха лондонских торговцев скобяными товарами. Мать, Элизабет Хейвуд, также происходила из католической семьи, была дочерью драматурга Джона Хейвуда и внучатой племянницей Томаса Мора. Члены семьи из-за принадлежности к католической церкви не раз подвергались преследованиям со стороны властей. Отец умер, когда сыну было три года. Мать Донна через несколько месяцев вышла замуж за богатого вдовца Джона Симинджеса. Донн воспитывался в духе католицизма. Учился в Оксфордском и Кембриджском университетах, но ни там, ни там не получил диплома: действовали ограничения, введённые для католиков. По окончании обучения Донн вёл рассеянный образ жизни, истратив большую часть своего наследства. В 1596—1597 годах совершил путешествие на европейский континент, участвовал в военных походах Уолтера Рэли и графа Эссекса в Кадис и на Азорские острова. Донн не вернулся сразу в Англию, а несколько лет прожил в Италии и Испании, знакомясь с законами и обычаями и изучая языки этих стран. По возвращении Донн устроился на работу секретарём у влиятельного придворного, хранителя королевской печати, сэра Томаса Эджертона. Влюбившись в племянницу патрона, Анну Мор, втайне женился на ней (1601). Когда Эджертон узнал об этом, он выгнал Донна и добился его заключения в тюрьму. Освободившись из тюрьмы, Донн вместе с Анной поселяется в имении её родственников Перфорд в графстве Саррей. Лишь в 1609 году отец Анны признал его своим зятем. Донн зарабатывал на жизнь адвокатурой и был помощником епископа Томаса Мортона. Занимается богословием, внимательно изучает доктрины католической и англиканской церквей. В это же время поэт включается в полемику с католиками на стороне протестантов, написав памфлеты «Псевдомученик» (1610) и «Игнатий и его конклав», 1611, направленный против ордена иезуитов. На полемический дар Донна обращает внимание Яков I. Уверенный в том, что Донну суждено стать прекрасным проповедником, король всячески отклонял просьбы покровителей поэта о предоставлении ему светской должности. Дважды (в 1601 и 1614) Донн становится депутатом парламента. Его семья быстро растёт — в течение ряда лет у Анны практически ежегодно рождается по ребенку. Причины перехода Донна в англиканскую веру неизвестны, вероятно это было следствием пережитого им духовного кризиса. Смерть детей (дочери и сына) ускорила принятие Донном важного для него решения. В январе 1615 года рукоположен в сан диакона, затем — священника. Регулярно читал проповеди в Линкольнз Инн, трёх церквях своего прихода и по особым случаям в домах друзей. В августе 1617 года Анна родила мёртвого ребёнка и умерла через пять дней после родов. В 1618 году Донн получает степень доктора богословия Кембриджского университета. В ноябре 1621 года Донн становится настоятелем Собора Святого Павла в Лондоне. Имел репутацию красноречивого проповедника, обладающего даром убеждения. Сохранилось 160 его проповедей, в том числе и самая знаменитая — Death’s Duel, произнесённая им в Уайтхолле перед королём Карлом I 25 февраля 1631 года за несколько недель до собственной смерти. В этой проповеди Донн развивал мысль о том, что Христос «покончил с собой чудесным и сознательным излучением души» на кресте. Донн скончался 31 марта 1631 года. Непосредственно перед смертью велел создать собственный портрет в са́ване. Скульптурный вариант этого портрета установлен над могилой Донна в Соборе Святого Павла.  За свою жизнь Джон Донну много раз приходилось видеть смерть рядом. В молодости он побывал на войне, трижды был свидетелем лондонских эпидемий чумы. Свою собственную смерть он встретил спокойно. Как пишет Исаак Уолтон, Донн умирал в сознании; последние слова его были: «Да приидет царствие Твое, да будет воля Твоя». Его произведения не издавались при жизни и распространялись только в рукописях, сам Донн не хотел их публиковать. Первая книга вышла лишь в 1633 году. Для лирики Донна характерны изощрённость, образность, игра на контрастах, многозначность. Его стихи адресованы подготовленному читателю, способному совершить определённое интеллектуальное усилие для их понимания. Любовные элегии Донна во многом полемизируют с произведениями современных ему поэтов-петраркистов, находившихся в плену отработанных шаблонов. Пародируя, Донн в то же время переосмысливает традиции Петрарки, создавая свой собственный вариант петраркизма. Несмотря на то, что Донн известен прежде всего как поэт, большую часть его литературного наследия составляют проповеди.
Прикрепления: Картинка 1 · Картинка 2 |
|
|
| Всего комментариев: 0 | |