14 июня родился Владимир Алексеевич Солоухин (14 июня 1924, село Алепино, Владимирская губерния (ныне Собинский район Владимирской области) — 4 апреля 1997, Москва) — русский советский писатель и поэт, видный представитель, так называемой, «деревенской прозы». Ведь тема русской природы и духовного богатства народа - главная направленность его творчества.

 
Уголком улыбки гнев на милость
Переменит к вечеру она...
Золотое солнышко светилось,
Золотая плавала луна.
 
А когда земные ураганы
Утихали всюду на земле,
Синие огромные туманы
Чуть мерцали в теплой полумгле.
 
Много лет не виделся я с нею,
А сегодня встретилась она.
Если сердце от любви пустеет,
То из глаз уходит глубина.
 
Вся она и та же, да не та же.
Я кричу, я задаю вопрос:
— Где озера? Синие?!
Сквозь пряжу
Золотистых спутанных волос?
 
Отплескались ласковые взоры,
Белым снегом землю замело.
Были, были синие озера,
А осталось синее стекло.
 
В последние годы жизни Солоухин читал «Черёмуху» со сцены на всех литературно-художественных мероприятиях, куда его приглашали.
 
ЧЕРЕМУХА
 
Какой простор насмешкам был,
Упрекам тошным и сварливым,
Что я черемух насадил,
Где быть бы яблоням и сливам.
 
Как помню, даже и сосед
Не похвалил моей затеи:
"Ни красоты особой нет,
Ни проку, кроме, разве тени.
 
От ягод сразу вяжет рот,
Ну, съешь десятка два от силы.
Конечно, ежели цветет,
То и душисто и красиво,
 
Но это ведь - три дня в году.
И - отцвела. И - все забыто.
И для чего сажать в саду,
Когда ее в лесу избыток?"
 
Но я вчера окно открыл,
Нет, распахнул, окно, вернее,
И белой сказкой встречен был
И сразу замер перед нею.
 
Пыланье белого огня
В чуть золотистый час рассвета...
О, три черемуховых дня!
Пусть остальные - просто лето.
 
Вы не обманете меня,
Чуди, капризничай, погода...
О, три черемуховых дня
За остальные будни года!
 
Судьба, пути свои верши.
И отживу. И в землю лягу.
Три дня цветения души!
Себе берите тонны ягод.
 
То утро в памяти храня,
Прошу у жизни, как награды:
Дай три черемуховых дня,
А остальных уже не надо.
 
Из «Венка сонетов»
1
Венок сонетов - давняя мечта.
Изведать власть железного канона!
Теряя форму, гибнет красота,
А форма чётко требует закона.
 
Невыносима больше маета
Аморфности, неряшливости тона,
До скрежета зубовного, до стона,
Уж если так, пусть лучше немота.
 
Прошли, прошли Петрарки времена.
Но в прежнем ритме синяя волна
Бежит к земле из дали ураганной.
 
И если ты всё - мастер и поэт,
К тебе придёт классический сонет -
Вершина формы строгой и чеканной.
 
8
В ночи осенней яркая звезда,
Перед тобой стою среди дороги.
О чём горишь, зовёшь меня куда,
Какие ждут невзгоды и тревоги?
 
Проходит лет, событий череда,
То свет в окне, то слёзы на пороге,
Глаза людей то ласковы, то строги,
Всё копится для страшного суда.
 
Для каждого наступит судный день:
Кем был, кем стал, где умысел, где лень?
Ты сам себе и жертва и палач.
 
Ну что ж, ложись на плаху головою,
Но оставайся всё-таки собою,
Себя другим в угоду не иначь.
 
9
Себя другим в угоду не иначь.
Они умней тебя и совершенней,
Но для твоих вопросов и задач
Им не найти ответов и решений.
 
Ты никуда не денешься, хоть плачь,
От прямиков, окольностей, кружений,
От дерзновенных взлётов и крушений,
От всех своих побед и неудач.
 
Привалов нет, каникул не бывает.
В пути не каждый сразу понимает,
Что жизнь не тульский пряник, не калач.
 
Рюкзак годов всё крепче режет плечи,
Но если вышел времени навстречу,
Души от ветра времени не прячь!
 
Листопад
 
Живешь ты в июне,
А я в сентябре.
Ты в зелени юной,
А я в серебре.
 
Есть время промашек
И время наград.
Ты — поле ромашек,
А я — листопад.
 
Веселые чайки
И сумрачность век,
Привал на лужайке
И поздний ночлег.
 
В промозглом саду
За порогом темно
Огонь разведу
И открою вино.
 
За время промашек
И время наград,
За поле ромашек,
За мой листопад
 
**
На смирной лошади каурой
(Куда влеком и кем гоним?)
Стоит у камня витязь хмурый,
И три дороги перед ним.
 
Летят над русскою равниной
За веком век, за веком век,
Умолкли древние былины,
Вознесся в космос человек.
 
На металлических снарядах
Мы мчимся вдоль и поперек,
И на широких автострадах
Есть указатели дорог —
 
Где Симферополь, где Кашира,
Где поворот, где спуск крутой.
Шуршит бетон, летят машины
С невероятной быстротой.
 
Такси возьмете до Рязани,
В Хабаровск сядете на ТУ.
Есть расписанье на вокзале,
Есть график в аэропорту.
 
Железный вихрь, стальная буря,
И все рассчитано давно...
А человек лежит, и курит,
И на звезду глядит в окно.
 
Свои ошибки и удачи
Он ворошит и ворошит.
Его вопрос, его задачу
Никто на свете не решит.
 
Своей печалью он печален,
Своими мыслями томим.
И точно так же, как вначале,—
Все три дороги перед ним.
1969
 
Давным-давно
 
Давным-давно известно людям,
Что при разрыве двух людей
Сильнее тот, кто меньше любит,
Кто больше любит, тот слабей.
 
Но я могу сказать иначе,
Пройдя сквозь ужас этих дней:
Кто больше любит, тот богаче,
Кто меньше любит, тот бедней.
 
Средь ночи злой, средь ночи длинной
Вдруг возникает крик в крови:
О, Боже, смилуйся над милой,
Пошли ей капельку любви!
1970
 
И ПРЕЖДЕ ЧЕМ...
 
Жизнь как война. Я получил раненье.
Смертельное. На то и есть солдат.
Уйдут вперед остатки поколенья,
Я упаду, откинувшись назад.
 
Я упаду. Без удальства и гнева,
Приемля свой назначенный черед,
Как шаг назад упал товарищ слева,
Как через шаг и справа упадет.
 
Упорный гул слабеет в отдаленье,
То жизни гул спадает, словно груз,
И странно мне в последние мгновенья
Что я к нему никак не отношусь.
 
Лесок, тропинка, речка, дом, деревня.
Букварь, тетрадь, доска, карандаши,
Цветы и пчелы, птицы и деревья
И теплый дождь в сиреневой глуши,
 
Зима, в печи трещащие поленья,
В июле земляника возле пня,
Босой ступни к земле прикосновенье,
И ржавый гвоздь, чем проткнута ступня,
 
Грибы, мальчишки, книги и рогатки,
Семестр, зачет, каникулы, прогул,
Станки, продмаги, рельсы и палатки,
Рычанье, скрежет, содроганье, гул,
 
Заборы, шахты, проходные, трубы,
Собранья, общежитие, табак,
Глаза, улыбки, стиснутые губы
(Теперь уже целуются не так),
 
Озноб, стихи, редакции, поэты,
Троллейбусы, афиши, вечера,
Гомер, Шекспир, симфонии, балеты,
Бесплоднейшие споры до утра,
 
Шум городов и лестничные клетки*
Бухарский зной и празднества грузин,
Настольный свет, снотворные таблетки,
Гриппозный жар и сульфодимезин,
 
Стада коров, стреноженные кони,
Моих детей живые голоса,
Музеи, храмы, древние иконы,
Испорченные реки и леса,
 
Парижи, Вены, Лондоны, Тираны,
Гостиницы, приемы, телефон,
Бифштексы с кровью, коньяки, бананы
Морской прибой и колокольный звон,
 
В ночах любовных женские стенанья,
Базары, лыжи, шахматы, кино,
Все ликованья, но и все страданья,
Полеты ввысь и паданье на дно,
 
Авансы, книги, критики и темы,
Газеты утром, золото, свинец,
Китай, ближневосточные проблемы,
Судьба моей России, наконец,
 
И даже ты с горячим длинным телом,
Во всем величье женской красоты,
Что страсть одну взяла себе уделом,
Ты, воплощенье плоти, даже ты,
 
Весь мир вещей, эмоций и событий,
Далеких планов, нынешних забот,
Слепых поползновений и наитий,
Меня крутивший как водоворот,
 
Весь этот мир туманится как небыль,
Слабеет в отдаленье жизни бой.
Мы остаемся только — я и небо,
Я на земле, а небо надо мной.
 
И прежде чем погаснет свет сознанья
В моих глазах, Успеть бы только мне
С ко мне склоненным ликом мирозданья
Хоть миг один побыть наедине.
 
ПРОБУЖДЕНИЕ
 
Задернув шторы, чтоб не пробудиться,
Чтобы хранились тишь да полумгла,
В рассветный час, когда так сладко спится,
В своей квартире девушка спала.
 
Но из вселенной, золотом слепящей,
Рассветный луч сквозь занавес проник,
И оттого над девушкою спящей
Горел во тьме слегка овальный блик.
 
Земля крутилась. Утро шло по плавням,
Шли поезда по утренней стране.
Земля крутилась: медленно и плавно
Спускался луч по крашеной стене.
 
Бровей крутых, как крылья сильной птицы,
Луч золотым коснулся острием,
Он тихо тронул длинные ресницы,
До теплых губ дотронулся ее.
 
И, спящей, ей тревожно как-то стало,
Как будто бы куда-то кто-то звал.
Не знаю, что во сне она видала,
Когда рассвет ее поцеловал.
 
То жизнь звала: проснись, беги навстречу
Лугам, цветам, в лесную полумглу!
То жизнь звала: проснись, рассвет не вечен,
И этот луч уж вон он, на полу!
 
Беги, росинки в волосы вплетая,
И над туманным озером в лесу,
Красивая, зарею облитая,
Затми собой вселенскую красу!
1952
 
Биография
Родился в крестьянской семье. Отец — Алексей Алексеевич Солоухин. Мать — Степанида Ивановна знала наизусть множество стихов Некрасова, Сурикова, А. К. Толстого, может в этом и истоки его творчества. Владимир был десятым, последним ребенком.
Окончил Владимирский механический техникум по специальности механик-инструментальщик. Первые стихи были опубликованы во владимирской газете «Призыв».
После службы в РККА (1942—1945, в охране Кремля), Владимир Солоухин начал всерьёз заниматься литературной деятельностью. В 1951 году окончил Литературный институт имени А. М. Горького. Был членом редколлегии журнала «Молодая гвардия» (1958—1981), редколлегии, а затем Совета редакции журнала «Наш современник».
В начале 1960-х заинтересовался русскими иконами, стал поборником бережного отношения и внимания к ним, собирателем и специалистом по истолкованию и технике иконописи. Его книги на эту тему — «Письма из Русского музея» (1966), «Чёрные доски» (1969).
В наследии писателя особое место занимает автобиографическая проза, в которой автор осмысляет историю России XX века («Последняя ступень», «При свете дня», «Солёное озеро», «Чаша»). В них, стоя на монархических и православно-националистических позициях, он критиковал атеистическое, интернационалистское, либеральное и коммунистическое мировоззрение.
В журнал «Коммунист» в № 2 за 1982 год содержал резкие нападки на писателя, в которых Солоухин обвинялся в «заигрывании с боженькой». Затем кампания против «религиозно-мистических взглядов члена КПСС Солоухина» вылилась в специальное «литературное» постановление ЦК КПСС против писателей-патриотов (июль 1982).
В статье «Читая Ленина» Солоухин одним из первых открыто высказал мысль, что необходимо пересмотреть взгляд на фигуру Ленина в истории России. Статья «Читая Ленина» вызвала жесткую критику даже со стороны соратников Солоухина по антикоммунистическому лагерю. Например, А. Собчак назвал эту статью «грубой подтасовкой» и «недобросовестной, односторонней критикой Ленина»:
В 1990-е годы Солоухин испытал сильное разочарование от перестройки, на которую сначала возлагал большие надежды. Был возмущен реформами и категорически не принял новые демократические порядки:
«В какой же пропасти мы все оказались сегодня, в какой выгребной яме сидим, что те десятилетия насилия и крови, искусственного голода кажутся теперь чуть ли не раем, вызывают ностальгические чувства?» — писал он.
Демократия — это ширма, за которой группа людей, называющих себя демократами, навязывает населению свой образ мышления, вкусы, пристрастия. Демократия как цель — абсурд. Это лишь средство для достижения каких-то целей. Ленин, большевики до 17-го года все демократами были. А взяли власть — такую демократию устроили, до сих пор расхлебать не можем
Был ярым монархистом, носил на пальце перстень с изображением царя Николая II.
Солоухин умер 4 апреля 1997 года в Москве. Он был первым, кто был отпет в Храме Христа-Спасителя в Москве после его открытия. Похоронен в родном и очень им любимом селе Алепине, где у него был дом, и где он проживал с семьей каждое лето.