Главная » 2018 » Февраль » 17 » 5 сентября родился Семён Луцкий (второе годовое кольцо)
11:37 5 сентября родился Семён Луцкий (второе годовое кольцо) |
5 сентября родился Семён Абрамович Луцкий (23 августа (5
сентября) 1891, Одесса — 8 августа 1977, Париж) — русский поэт первой волны
эмиграции, инженер. Несмотря на то, что Луцкий не относился к числу заметных,
признанных поэтов эмиграции, да и сам не рассматривал себя в этой роли, он
был настоящим поэтом, и наиболее интересные
его произведения всегда попадают во все антологии русской поэзии эмиграции.  Очень добрый, умный, заботливый к близким и друзьям человек. Из его записок. В раннем детстве мать спросила меня: «Чем ты хочешь быть в
жизни?» Я посмотрел на ее добрые глаза и ответил: «Хочу быть кучером?»
«Почему?» «Чтобы бесплатно катать детей». Я очень любил ездить на дрожках, и
мне казалось, что это — самое большое благо, которое можно сделать людям. ----Из поэзии Семена Луцкого: **
Старьевщик В мешке дырявом за плечами! Зачем влачу — не знаю сам — Грамм золота, а сор пудами.
С таким же точно грузом скудным Бродили в стужу, дождь и зной По тем же весям многолюдным. И щек сухую желтизну, И грубый голос: «вещи, вещи!», И худосочья кривизну, И руки грубые, как клещи Я перенял от них. И вот Всю жизнь прошел, минуя детство — Веревкой стянут мой живот И за спиной мое наследство. Эй, подавайте всякий сор — Все вынесут тугие плечи… И с дворней со двора на двор Веду торгашеские речи. А ночью, выйдя за порог Моей лачуги захудалой, Я вижу — в небе бродит Бог — С мешком, печальный и усталый. ** Мне сегодня грустно отчего-то… День как день, а на душе темно. Осени сусальной позолота Просится, нескромная, в окно. Не печалить мира Твоего. Господи, я ничего не знаю И не обещаю ничего. Только мученики и творцы, Изуверы или вольнодумцы, Или безрассудные борцы, Цель дана — стихами не живут, Я же одиноким однолюбом В мир пришел и цепенею тут. В темной гуще девственных лесов, И мое нелегкое веселье Процвело отчаяньем стихов. Вдохновеньем кто-то назовет. Господи, вдохни ж успокоенье От немилых и тугих забот. Так решил — и кроток, и суров — Чтобы мне и впрямь до окончанья Холодеть от горестных стихов ** Я спрашивал дорогу у ветров… Я спрашивал дорогу у ветров… Гудели ветры и не отвечали — Им непонятно содержанье слов, Сосудов человеческой печали… Река молчала, но и без названья Величественны, плавны и легки Шли волны к океану на свиданье. Я вопрошал угрюмо имя Бога… Был кроткий день, благоуханье трав, Свет святости. И белая дорога. Не то ль, что я всему искал названье? И вот не день, а черно-бурый дым Окутал вдруг мое существованье… Змеей грозящей раздвигала звенья… Я шел по первозданной пустоте, Но даже ей искал определенье. Единоборство духа и приманок! Наклеивать аптекарский ярлык, Чтобы пустых не перепутать банок. Как нежен слабенький росток… Ф.Л. В огромном поле… Но выйдет из него цветок По Божьей воле. Ручей медлительно течет В долине долгой… Но и его большое ждет — Он будет Волгой. И, позабыв невинный век Спокойной пашни, Неугомонный человек Стал строить башни… Друзья, поймете ли меня? Все это просто: Одна есть радость бытия — Возможность роста. ** Когда осеннею порою… Когда осеннею порою Слетает желтая листва И падает передо мною, И шелестит едва-едва, Мне кажется тогда — быть может, Со мной природа говорит, И сердце оттого грустит, Что понимать оно не может. ** Обладают прихоти природы… Обладают прихоти природы Чудодейственною простотой Облака — земные поят воды Облака — питаются водой. Но подавлен грозною работой Рек небесных и юдольных рек В центре вечного водоворота — Неподвижен сложный человек. Это он — изобретатель Леты, Неповторной и глухой воды, И его вопросы и ответы — Вымысла мутнейшего плоды… ** Приди ко мне и ласковый, и милый… Приди ко мне и ласковый, и милый, И разгони несметную печаль. В заветный час, когда угаснут силы, Разочарует ветреная даль. Я только часть земной, убогой скуки, Зерно любви, звено меж двух миров, Я только горсть испепеленной муки, Осколок духа и обрывки снов. От гордых строф об истине, о сути, О горнем свете, о больших делах В гробу души осталась капля мути, Песчинки слов и суеверный страх. Я изменил… Но вновь вернулся к лире Опоре жизни и основе сил — И вот брожу один в подлунном мире, Как некогда Орфей в аду бродил. Сгорают дни — глубокие, как ночи, Проходят ночи — легкие, как свет… Час от часу коварней и жесточе Горят огни… А Эвридики нет. ** Весь воздух выкачан внутри… Весь воздух выкачан внутри… Сопротивляйся иль умри! По тонкой проволочке строк Бежит невыносимый ток. Так в пустоту погружена, Так до бела раскалена, Как лампочка, роняя свет, Горит душа. И жив поэт!.. ** Праздник цвел. Крутились карусели… Праздник цвел. Крутились карусели, Был стрелками переполнен тир, Музыканты пели на свирели, Коммерсанты продавали мир. В балагане, на дырявой сцене, Акробатка в розовом трико Разгибала тощие колени, Прыгала лениво и легко. В желтом цирке хохотали дети, Не хотели уходить домой, Ехал шут в игрушечной карете, Запряженной крошечной козой… Кланялся налево и направо, Словно триумфатор иль герой… Вырастала сказочная слава Под аплодисментною грозой. А на площади большой, где стонет Фиолетовая, лунная струна, Ангел смерти на литой колонне Урну жизни испивал до дна… ** Есть то, что выше знанья… Есть то, что выше знанья И мудрости земной — Легчайшее касанье Созвучную душой. Есть музыка, что снится, И разговор без слов, И белая страница Неписанных стихов. **
Из вступительной
статьи к сборнику поэзии Семена Луцкого Владимир Хазан. И не юродствую
стихами. Вместо предисловия Судя по всему, Луцкий не стремился к расширению своего
участия в литературной жизни эмиграции и росту популярности, довольствуясь
скромной ролью наблюдателя событий, а не их активного деятеля, скорее «подголоска»,
нежели «премьера». Несмотря на обилие написанных им стихов …его печатное
литературное наследие весьма невелико: он автор двух небольших поэтических
книг, отдаленных друг от друга почти полувековым перерывом («Служение», 1929 и
«Одиночество», 1974), и участник двух коллективных изданий — сборников
«Стихотворение» (под ред. Б. Божнева) и «Эстафета» (редакторы: И. Яссен, В.Л.
Андреев, Ю.К. Терапиано) Его семья была тесным родством связана с эсерами Гоцами:
мать Луцкого, Клара (Хая) Самойловна Гассох (1872–1962), была родной сестрой
В.С. Гоц, жены одного из основателей партии социалистов-революционеров М.Р.
Гоца, старшего брата А.Р. Гоца. Через В.С. Гоц Луцкие также состояли в родстве
с семейством Цетлиных: М.О. Цетлин по материнской линии приходились двоюродным
братом М.Р. и А.Р. Гоцов, — все трое являлись внуками основоположника чайной
фирмы К. Высоцкий и сыновья К.З. Высоцкого (1824–1904). К партии эсеров
принадлежала еще одна сестра матери Луцкого — Татьяна Самойловна …Выросший в эсеровском окружении, Луцкий, хотя и находился
вне России, остро переживал политическую драму краха демократических идеалов в
годы, последовавшие за Октябрьским переворотом. В ряду других кровавых
репрессий было и уничтожение большевиками партии социалистов-революционеров, которое
велось разными средствами, включая подлог и откровенную ложь. Луцкий
внимательно и с волнением следил за московским судебным процессом над эсерами
летом 1922 г. На протяжении многих лет он преподавал в l’Institut
Superieur des Travaux Publucs. Живя в мире своих профессиональных проблем и
интересов, он воспринимал себя в первую очередь как «технарь», что, однако, не
мешало его «параллельному» существованию в русском литературном Париже. Наиболее продуктивный период литературно-общественном
деятельности Луцкого пришелся на вторую половину 20-х вв. Посещает Луцкий в это время и салон Мережковских Когда весной 1928 г., по инициативе М. Слонима,
возникло «свободное литературное объединение» Кочевье, собиравшееся в таверне
Dumesnil на Монпарнасе, Луцкий примкнул к нему и первые два года посещал его
заседания Впрочем, не стоит преувеличивать долю участия Луцкого в
литературной жизни эмиграции, в целом оно было весьма скромным и ограниченным. На
протяжении всей жизни писание стихов являлось для него делом сугубо частным,
«домашним». Самомнением Луцкий не страдал, был человеком скромным,
требовательным, к себе относился сдержанно-критически. Некоторые его стихи
опубликованы едва ли не через 50 лет после их создания... Для него гораздо
важнее оказалось тихо беседовать с Музой один на один. .. После смерти жены Луцкий посвящает свою жизнь трем самым
близким и родным существам: матери, дочери Аде и сестре Флоре, врачу по
специальности, никогда не имевшей собственной семьи. .. Уже после его кончины
она писала Аде Луцкой в Израиль (7 августа 1979): «Я поехала на кладбище, и там
тяжело было стоять на могилах двух любимых <матери, К. С. Луцкой, и
брата>, и весь день был такой тяжелый, окружила его портрет розами,
поставила свечку, читала его стихи. Какой он был поэт и сколько глубины и
музыки в его стихах. Думала, все вспоминала всю жизнь с ним, с раннего детства
он выдумывал мне такие чудные сказки, защищал меня от мальчишек, бросаясь на
них своими маленькими кулачками, когда они меня дразнили..Он был мне не только
братом, не только другом, но и отцом». В январе 1933 г. Луцкий был посвящен в масонскую ложу
Северная Звезда и короткое время спустя стал одним из первых членов основанной
М. А. Осоргиным ложи «Северные Братья» Убеждение Луцкого в том, что масоном нужно родиться, как ни
к кому другому приложимо к нему самому. Не просто добрый и отзывчивый, а
обладавший каким-то особенным талантом мучиться за всех, кому плохо, Луцкий
нашел в довоенном русском масонстве то, чего недоставало ему в обыденной
жизни, — чувство братской связи и сплоченности. Это в особенности
проявилось в годы немецкой оккупации Франции, когда взаимная помощь и поддержка
масонами друг друга стали наглядным подтверждением силы их духовного союза.
Работая инженером в Живоре (Givors) (вблизи Лиона), Луцкий помогал братьям как
мог — продовольственными и вещевыми посылками, деньгами, отказывая себе в самом
необходимом и не заботясь о том, известно или нет, откуда идет помощь. В годы
Второй мировой войны он не только подтвердил свою преданность масонскому миру,
но и по-новому осознал масонство в себе. Именно тогда, в обстановке, казалось
бы, мало благоприятствовавшей зарождению возвышенных мыслей и чувств, у Луцкого
созревает идея создания масонского Ордена Религии Сердца, на многие годы
овладевшая всем его существом. Основы этой утопической идеи — реформировать
существующий духовно-религиозный опыт и кардинально искоренить злое начало в
душах людей — Луцкий изложил в неопубликованной книге Письма к брату,
завершенной 9 августа 1945 г. Он всерьез полагал, что его человеколюбивый
проект изменит мир и людскую натуру в направлении Добра и Любви, и относился к
своему донкихотскому замыслу, как относится ученый к овладению одной из
природных тайн или воплощению идеальной мечты в материально осязаемые формы.
«Мой план Ордена Религии Сердца, — убежденно писал он 28 декабря
1949 г. своему близкому приятелю, общественному деятелю и крупному масону
А.С. Альперину, — не более фантастичен, чем план полета на Луну, который
(верь мне) не в далеком будущем будет осуществлен. И план мой тоже будет
осуществлен. Это будет трудно, так как трудно победить инерцию людей,
привязанность к старым традициям, трудно побудить их создать новую традицию. Но
трудно было также и построить первый аэроплан…» В послевоенные годы жизнь Луцкого была тесно связана с
Израилем, где жила его дочь с семьей. Будем откровенны, Луцкий не относится к числу поэтов,
обладающих резкой, запоминающейся силой дарования. Это неоднократно подчеркивали
его критики, напр., в рецензии Ю. Терапиано на сборник стихов русских
зарубежных поэтов «Эстафета» (Париж; Нью-Йорк, 1948): «Луцкий менее
индивидуален <по сравнению с В. Мамченко>. Его стихи музыкальны, в них
есть и чувство, и мысль, и хорошие образы, но нет резко выраженного
поэтического темперамента». Вероятно, сам поэт хорошо ощущал границы своего творческого
дара, но вслед за М. Цетлиным (Амари) мог бы повторить: «Благословляю малый
дар,/ Скупой огонь, возженный Богом,/ Его питает сердца жар…» Согретые этим «сердечным жаром», в стихах Луцкого
встречаются несомненные удачи, пусть маленькие, но настоящие открытия,
свидетельствующие о том, что он все же поэт, а не ловкий версификатор. Его
отношение к поэзии было по-рыцарски бескомпромиссным, честным и открытым.
«Поэзия, — записал он как-то, — была для меня музыкой мира,
источником наслаждения и мучений, вечным и неизменным спутником моим, и стихи я
писал всю жизнь. Я не знаю, писал ли я их для других, я радовался, когда стихи
мои нравились, — значит я этим принес людям радость и недаром я назвал
Служением книгу моих стихов». Он несомненно слышал что-то свое в ритмическом
гуле вселенной и в посещавших его видениях различал «темные рифмы земли,
сочетанные с рифмами неба», как сказано в одном из его стихотворных набросков
(«Слушай мистический бред»). ** Биография Семён (Шмил) Абрамович Луцкий родился в 1891 году в Одессе.
В четырёхлетнем возрасте остался без отца, который покончил с собой. Мать —
Клара (Хая) Самойловна Луцкая (в девичестве Гасох, 1872—1962), младшая сестра
Флора (1894). В 1909 году окончил Одесское коммерческое училище им.
Николая I с золотой медалью. Продолжил обучение в Льежском университете
(1909—1913) и Гренобльском электротехническом институте, получив в 1915 году
диплом инженера-электрика. В 1916—1958 годах работал по специальности в
различных предприятиях во Франции. Опубликовал научные труды по
электромеханике. Преподавал. Начиная с 1920-х годов публиковал стихи в парижской прессе
на русском языке. Посещал салон четы Мережковских. В 1933 году был посвящён в
масонскую ложу «Северная Звезда», затем ложу «Северные Братья». В годы Второй
мировой войны жил в Лионе. После войны вернулся в Париж, входил в правление
Тургеневской библиотеки. В начале 20-х гг. Луцкий встретил художницу Сильвию Владимировну
Мандельберг (1894–1940), племянницу философа Л.И. Шестова (дочь его сестры
пианистки Марии Исааковны Шварцман [в замужестве Мандельберг, 1863–1948] и
врача Владимира Евсеевича Мандельберга). Сильвия занималась скульптурой,
гравированием и рисованием. В августе 1922 г. в Висбадене состоялась их
помолвка, а 9 января 1923 г. — свадьба. 28 октября 1923 г. у них
родилась дочь Ада. 22 октября 1940 г. Сильвии не стало, и Луцкий до конца
своих дней остался верен этой любви. Смерть жены стала для него не только
личной человеческой трагедией, но и сквозным мотивом многих стихов. Первая известная публикация — в журнале «Воля России» в 1926
году, затем сотрудничал с журналами «Звено» и «Своими путями», альманахом
«Стихотворение». В издательстве последнего вышел его первый поэтический сборник
«Служение» (1929). В 1947 году его стихи вошли в антологию «Эстафета», в 1974
году вышел второй стихотворный сборник «Одиночество». Прикрепления: Картинка 1 |
|
|
| Всего комментариев: 0 | |