4 октября родился Евгений Викторович Ани́симов (род.
4 октября 1947, г. Александров Владимирской области) — один из популярнейших
современных историков. Доктор исторических наук, профессор. Специалист по политической истории России XVII—XVIII века.
Автор первых в России научных биографий императриц Анны Иоанновны и Елизаветы
Петровны и других интереснейших книг по российской истории.   фото А.ДавыдовскогоЧлен Союза писателей Санкт-Петербурга. Автор и ведущий программ по истории
«Дворцовые тайны» и «Пленницы судьбы» на телеканале «Культура», «Кабинет
истории» ГТРК «Санкт-Петербург». Автор ряда книг и более 250 научных и
научно-публицистических статей, опубликованных в США и Италии. Преподавал в
Джорджтаунском университете (Вашингтон), Гумбольдт-университете (Берлин),
университете Хопкинса (Балтимор) и Гарвардском университете, а также
университетах Лос-Анджелеса, Чикаго, Берклии, Стэнфорда, Северной Каролины,
Вирджинии, Лондона, Кембриджа, Эдинбурга, Милана.
Учителя — знаменитые историки
Р. Г. Скрынников, Н. И. Павленко.
Цитаты из работ и
бесед Анисимова легко подбирать ,так как все что он пишет и говорит , наполнено
любопытной информацией, необычными размышлениями, юмором и оптимизмом:
История, если к ней подходить честно, никогда не дает
четкого ответа. Царевича Дмитрия царь Борис Годунов убил или он сам на ножичек
упал? Точного ответа нет и не будет, мы можем только высказывать гипотезы. В
данном случае такую: Борис Годунов был сторонником тихих убийств и знал, что
мальчик — эпилептик, которому нельзя давать ножик, — рано или поздно что-то
подобное должно было произойти. Сталин — плохой, он преступник. Это очевидно и
с точки зрения современной, и с точки зрения христианской морали. Но про очень
многих исторических персонажей мы так не можем сказать — например, про Петра
Первого. С одной стороны — гениальный человек, который увидел будущее вперед на
многие десятилетия, даже столетия, сказал нам: «Ребята, мы — европейцы, мы не
должны с ними бодаться, это наш мир». Но с другой стороны, столько народу
загубил, создал крепостническое государство. А у нас любят и настойчиво требуют
однозначного, точного ответа: плохой или хороший, так или иначе. Вынь да положь
единый учебник без противоречий. История этого не терпит: все амбивалентно,
темно, неопределенно и многопланово.
На историков в нашей стране
всегда было давление. Вы знаете, какое сильное влияние на историографию и
идеологию оказал роман Алексея Толстого «Петр I»? Целые куски из романа вошли в
учебники, стали частью научных трудов историков. А знаете почему?
Там высказана любимая цацка наших правителей –
о великой стране, могущество которой опирается на личную власть. К сожалению,
Толстой вынужден был давить свой талант во имя политических целей – и из
романа, и из пьесы о Петре выбросил немало эпизодов. Например, из пьесы убрал
очень выразительную ремарку: «Входит царь – народ разбегается». Что еще к этому
можно добавить?. Если история кого-то и учит, то
разве что самих историков. Но никак не политиков. Накануне вторжения в
Афганистан многие специалисты предупреждали, что это авантюра. Англичане трижды
начинали войну с Афганистаном – и трижды ее проигрывали. Наши правители лишь
повторили их ошибку…
Меня страшно раздражает и
удивляет, когда я вижу антиамериканскую или антиевропейскую позицию нашей
власти. Это напоминает борьбу Византии с Римом. Но если мы не китайцы и не
мусульмане – то кто мы? Мы европейцы! И круг цивилизованных, близких нам по
образу жизни и мышлению стран очень узок. Население его убывает – нам нужно
сплачиваться! А на чем стоит западный мир? На демократических формах развития.
А в России склонность к авторитарной форме правления. Мы, в сущности, живем в
режиме наследственной республики. И усиление авторитаризма началось в
петровскую эпоху. Когда государь заявил, что не самоуправление, не демократия,
не парламент – гарантия процветания страны, а его, царя, просвещенная воля.
Петр I, стремясь вырвать Россию
из Средневековья, взял за основу западноевропейские институты, но при этом
сознательно уничтожил в них два структурообразующих фактора – самоуправление и
парламентский строй. Когда ему предложили ввести
шведскую систему местного самоуправления – кирхшпиль, церковь и округа, где
священник и несколько толковых крестьян управляют делами, – он написал
резолюцию: «Умных среди русских мужиков нет».
С одной стороны, есть китайская
опасность – я вообще боюсь, что Дальний Восток вскоре будет для нас потерян.
Китай – это другой мир, закрытый для нас, к тому же пронизанный
коммунистическими идеями. А с другой стороны, что бы ни говорили о мирном
характере ислама, – это все теория. А на самом деле этот мир – пассионарный,
наступательный, бурно развивающийся. Нам в НАТО нужно как можно скорее вступать
– должна быть некая общая система обороны! Византийцам тоже казалось, что их
минует крах, что они готовы к любым напастям. А оказалось – абсолютно не
готовы. И единственное, что осталось, – умереть на развалинах, в бою…
…Обычно историю России описывают так, как будто мы жили на
Луне, в полной изоляции. А мы не существовали на задворках, но и не были пупом
Земли, обитали в окружающем мире, который на нас воздействовал. Как? Вот
рассказать об этом и есть задача историка.
Наша история напоминает мне поезд: мы сидим в своем вагоне и
трясемся, опасаясь того, кто к нам прицепится в начавшемся XXI веке. А впереди
на поворотах порой виден вагон-ресторан, залитый огнями: там играет клавесин,
там хлопают пробки от бутылок с шампанским. XVIII век такой радостный, когда
после Средневековья люди наслаждались жизнью. Посмотрите на дворцы барокко!
Разве это монастыри? Унылые фабричные корпуса? Это же чертоги для наслаждений.
И так и хочется перейти в этот вагон, потому что люди XVIII века жили чувствами
и интересно мыслили.
Любопытно, что в той
завоевательной войне вдали от родины Святослав произнес перед боем ставшую
позже крылатой фразу русского патриота: «Не посрамим земли Русской, но ляжем
костьми, ибо мертвые сраму не имут».
Вот советы Мономаха: «Что надлежит
делать отроку моему, то сам делал – на войне и на охотах, ночью и днем, в жару
и стужу, не давая себе покоя. На посадников не полагаясь, ни на бирючей, сам
делал, что было надо». Только опытный воин может сказать такие слова: «На войну
выйдя, не ленитесь, не полагайтесь на воевод; ни питью, ни еде не предавайтесь,
ни спанью; сторожей сами наряживайте и ночью, расставив стражу со всех сторон,
возле воинов ложитесь, а вставайте рано; а оружия не снимайте с себя второпях,
не оглядевшись по лености». И далее следуют слова, под которыми подпишется
каждый: «Человек ведь погибает внезапно».
Лет через 20-30 мои книги будут
переписаны новым поколением историков. Но напрасно эти новые будут мнить, что
они более объективны!
«Культуру», в отличие от
Муз-ТВ, смотрят интеллигенты, они в состоянии осилить фразу больше, чем из трех
слов. Но это должны быть нормальные человеческие слова, а не какая-то туманная
заумь! Сам предмет разговора к тому располагает – российская история невероятно
живая, драматичная, полная поистине шекспировских страстей и эмоций.
Телевизионные законы… довольно
разумны: нельзя поучать аудиторию и общаться с ней свысока, иначе зритель не
будет тебе доверять, нельзя врать, нельзя изъясняться наукообразным суконным
языком – надо быть проще, и люди к тебе потянутся.
На Западе интерес к России
поубавился. Поскольку мы не так могущественны и страшны, то мы и не так
интересны – настало время интересоваться Китаем и исламскими государствами. Но
все-таки в России остается немало привлекательного: наша литература, наши
женщины, наши душевные посиделки за полночь, а главное – ощущение жизни у
бездны на краю. На Западе жизнь упорядоченная, предсказуемая. В России – совсем
иначе, и находятся фанатики, которые летят сюда, как пчелы на мед. Я знаю
одного американца, влюбленного в Саратов. Он без дураков говорит: «Хочу быть
похороненным на саратовском кладбище».
Я обожаю российских студентов,
особенно в провинции – столько умных глаз не увидишь нигде! Японцы – те
аккуратно записывают, кивают, но их кивки означают, что они слушают, и отнюдь
не означают, что слышат и понимают. Американцы въедливые – хотят за свои деньги
получить максимум. Итальянцы... Это анекдот! Я в аудитории изнемогаю от жары,
прошу открыть окно, а они: «Вы что! На улице всего плюс пятнадцать – мороз!».
Пришлось читать лекцию в поту, в мыле да еще перепачканному с ног до головы
мелом. Для иностранцев же каждый термин нужно записывать на доске – на слух не
воспринимают. И, конечно, разность менталитетов сказывается – многие вещи не
понятны, как ни растолковывай! В Германии я так и не
смог объяснить, что такое бездорожье, – меня спрашивали: «Если это дорога, то
почему по ней трудно ехать, а если это не дорога, то почему там ездят?»
Я всегда считал: нужно
заниматься тем, что нравится, и плевать, что думают другие! Конечно, меня
высмеивали: «Горе-ученый! 120 целковых оклад! А вот Толя с пятого этажа –
человечище! Водитель канадского посла!» Ну да. Толе в посольстве и телевизор с
царского плеча кинули, и кресла отсиженные – по тем временам роскошь, а я
голодал. Ну и что? Я все равно шел вперед! Как сказал
мне, еще аспиранту, один профессор: «Бейте в одну точку – не сразу, но сначала
задымится, а потом и загорится». Так и вышло.
Петр – это такое же урочище
культуры, как и Пушкин. Он – тот, о ком и о чьих великих делах мы бы стали
рассказывать в первую очередь, окажись с иностранцами где-нибудь на острове.
Это наша непреходящая ценность, способная стать скрепляющим стержнем Отечества.
В поисках национальной идеи мы
должны опираться на какие-то
ценности и людей, которые формировали лицо нации и государства.
Петр – это безупречной
репутации человек. Несмотря ни на что. Когда говорят, что он посвятил себя
служению Отечеству, то это не фанерная фраза, а истина, ибо Петр себя, свою
жизнь, семью – все подчинил великой цели: поднять Россию. Конечно, цена
оказалась очень высока. Конечно, он был основателем своеобазного ГУЛАГа, потому
что наш город (Санкт-Петербург) стал местом ссылки – по всей стране прекратили
казни, чтобы свозить сюда преступников. На первой шведской карте Петербурга, на
месте нынешней площади Труда, что по-своему символично, нарисовано здание и на
нем латинским буквами написано «barak». Это место, где держали каторжников,
которые летом гребли на галерах, а зимой забивали сваи под новостройки.
..Петра боялись, говорили даже
– и это сохранилось во многих делах тайной канцелярии: ежели, мол, государь с
утра крови не попьет, то ему и хлеб не естся. Шлейф палача и сыноубийцы за ним,
конечно, тянулся...
А еще Петру все время изменяли
самые близкие люди, начиная со своего союзника польского короля Августа II,
которого он братом считал, – тут еще и уважаемый и мудрый гетман Украины Иван
Степанович Мазепа, и собутыльник и ближайший приятель Александр Кикин. Да что
там, сын бежал за границу – вы представляете, какой это позор: наследник
престола! А все остальные молчали, воровали, ждали, когда он умрет.
Мне Петр глубоко симпатичен
тем, что при всех к нему претензиях он был очень естественен. Он осуществлял
свои функции как служение. В камер-фурьерских журналах, где велись поденные
описания придворных церемоний и быта царской семьи, есть
даже такой интересный термин: «гулял по работам». То есть даже прогулки
император совершал не иначе как на стройки, чтобы смотреть, что и как делается.
Потому что глаз спускать нельзя с русского человека: он
ряд кирпичей кладет правильно, а потом – криво!
А еще он был выдающийся,
гениальный человек – это даже по бумагам его хорошо видно. Накануне Полтавы,
страшных событий – враг вторгся в глубину страны, русское воинство отступает –
он занимается... исправлением русского алфавита. И как вдумчиво! Если мы
посмотрим, что он вычеркнул, то мы бы и сами это вычеркнули. Оставил наиболее
рациональные, наиболее важные буквы.
Петр призывал к тому, чтобы
люди проявляли хоть какую-то инициативу, и несказанно обрадовался, когда один
из молодых офицеров попросился за границу учиться: за 18 лет, по его
собственным словам, это единственный человек, пожелавший уехать учиться по
доброй воле...
Главный его завет – работайте!
Работайте, занимайтесь полезным стране и себе трудом, богатейте честным путем,
не жульничая. Петр постоянно страдал от того, что стоит ему отвернуться, как
все останавливалось. Оставленный на «хозяйстве» глава Адмиралтейского приказа
граф Федор Апраксин пишет как-то ему, что, мол,
несколько недель от вас, государь, нет никакого письма – «и все дела становятся
и денег ниоткуда не везут».
…Четверть века, в течение
которой правил Петр, по критериям XVIII века, это почти что жизнь человека.
Средний возраст людей тогда был около сорока лет. Те,
кому брили бороды в начале XVIII века, просили, чтобы эти бороды положили им в
гроб, когда они умрут. Но когда момент настал, это пожелание уже казалось
нелепостью, все давно ходили без бород...
Допетровская эпоха, если
посмотреть, например, дипломатическую историю, отражает комплексы, которые
мучили древнерусских людей. Вот, скажем наше посольство требует от Людовика
XIV, чтобы он вставал при упоминании имени русского царя или снимал шляпу. Так
тот просто порвал отношения с Россией на двадцать лет! А есть описание, как
русский посланник в Персии чуть к войне не привел: когда шах подносил ему чашу
с напитками, он отхлебывал и плевался! Все время боялись, чтоб не было чести
государевой урона. А для Петра все это было не важно, для него было важнее
другое: мощь России и ее авторитет. А сам дипломатов принимал где попало и не
мыл рук после того, как их верительные грамоты принимал.
Человеку вообще свойственно
забывать все неприятное, иначе он просто не выживет. И власть это всегда
искусно подогревала. Елизавета Петровна взошла на трон, используя ностальгию о
петровской эпохе. К тому времени стерлась память о жестокости Петра, и осталось
лишь представление о могущественном государе, строгом к ворам и жуликам.
У россиян короткая память!
Спроси, когда Ельцин умер – не ответят, начнут путаться: в 2006-м? В 2007-м?
Зато колбаса по 2.20 – это наше все!
Вы знаете, я встречался с
Горбачевым в то время, когда он претендовал на пост президента. Помню, у него
спросили: как же вы допустили, что все рухнуло? Он только пожал плечами: «Что
я, с властью бы добровольно расстался? Мы просто хотели открыть клапан,
выпустить пар из котла – а он как рванет! И всех нас снесло…» Давление в котле
уже было такое, что попытка прорубить в нем окошко гласности привела к
разрушению всего котла.
Возможно, одна из причин
лояльного отношения к власти – люди просто хотят насладиться жизнью. Полететь
на Канары, проехаться в машине, которую не нужно чинить до бесконечности,
купить манго или авокадо, одеться, как в Париже, – наш народ слишком долго был
лишен маленьких человеческих радостей, а это так унизительно! Сегодня одна
установка – главное, чтобы дали пожить. И в этом я вижу залог будущего.
Посмотришь на какую-нибудь реку – грязная, загажена отходами, все живое
повымерло. Прошло несколько лет – завод, засорявший ее, сломался, а там,
глядишь, уже рыбки появляются, раки ползают, и воду можно пить. Так и общество
– оно очистится. Потому что в основе человеческого поведения лежит здравое
начало. И демократия, я считаю, – одна из основ этого начала. Нельзя, живя в
обществе, до бесконечности игнорировать интересы соседей – нужно уважать друг
друга. Мы непременно к этому придем – в этом смысле я оптимист.
С возрастом всегда кажется, что
раньше солнышко ярче светило... Но все же в первую очередь ностальгия по СССР –
это фантомная боль, тоска по империи. Страна развивалась как все расширяющееся,
увеличивающееся пространство – мы гордились тем, что занимаем одну шестую часть
суши, мы были сильным игроком на международном политическом поле, с нами не
просто считались – нас боялись до дрожи, и нам это нравилось. А потом – раз! И
мы лишились необъятных территорий, утратили былую мощь! Конечно, с этим сложно
смириться. Такой удар по имперскому самосознанию! Вот и не прощаем хохлам их
дерзость иметь собственное государство.
Несомненный плюс империи –
отсутствие насупленного националистического лобика, империя космополитична, и
не важно, узбек ты или грузин – ты такой же советский человек, как и все. Но
политику определяют национальные элиты. Едва они сообразили, что золото,
добытое в Джезказгане, не надо вести в Гохран СССР, а можно оставить себе и
отгрохать дворец посреди казахской степи. Или едва секретарь Ошского райкома
стал послом Кыргызстана в Ватикане – все! Был провозглашен курс на
независимость! И никогда местные элиты с него не свернут, потому что
суверенитет для них равен личному обогащению и высокому статусу. А простые люди
не понимают: какие границы? Зачем? У меня брат в России, а я к нему без визы
съездить не могу...
Биография
О своем детстве говорит :»Мы
родом из детства. И вот представьте: маленький городок Александров – всего сто
километров от Москвы, но захолустье захолустьем – духота, пыль, по двору ходят
куры... А, кроме кур, у нас во дворе жили родственники поэтессы Ольги Берггольц
и два вора в законе – меня, естественно, тянуло к ворам... Но однажды мне
попалась книжка. Без переплета. Без титульного листа. До сих пор не могу
выяснить, что это за издание. Но предполагаю: серия ЖЗЛ. О Петре Великом. Я
прочел залпом – и началось сумасшествие! Я стал настоящим фанатом Петра! Читал
о нем все, что только находил! Из газет вырезал статьи о тогда еще Ленинграде,
мечтал увидеть «Петра творенье»... По окончании школы, не раздумывая, поехал
поступать в Ленинградский пединститут, на истфак.»
В 1970 году окончил
исторический факультет Ленинградского государственного педагогического
института им. А. И. Герцена. В 1975 году защитил кандидатскую диссертацию
«Внутренняя политика Верховного Тайного Совета, 1726—1730». В 1985 году защитил
докторскую диссертацию «Податная реформа Петра I: введение подушной подати в
России, 1718—1728 гг.» Профессор.
С 1970 года работает в
Ленинградском отделении института истории СССР (ЛОИИ АН СССР, ныне —
Санкт-Петербургский институт истории РАН). Главный научный сотрудник.
С 1995 года — профессор кафедры
истории России Санкт-Петербургского государственного университета экономики и
финансов. С 1996 года преподает в Европейском университете в Санкт-Петербурге.
Читает курсы:
Политический сыск и русское
общество XVIII — первой половины XIX в.;
Историография истории России.
Часть вторая (XVIII — начало XX в.). (совместно с А. Н. Цамутали и Б. В.
Ананьичем);
Дискуссионные проблемы истории
России. Ч. II (XVIII-начало XX в.). (совместно с А. Н. Цамутали и Р. Ш.
Ганелиным);
Россия и Запад проблемы
модернизации в XVII — начале XIX вв. Общие тенденции и национальные
особенности.
Награды
Лауреат:
премии Митрополита Макария
(Русская православная церковь, Московская мэрия, 2002; за книгу «Государственные
реформы Петра Великого»);
Анциферовской премии (СПб.,
2001; за совокупность исследований по истории Петербурга);
Серебряной медали имени княгини
Дашковой (Институт имени княгини Дашковой, Москва, 2002);
Литературной премии на книжном
фестивале «Невский форум» 2003 за книгу «Анна Иоанновна».
Автор более 250 печатных работ,
в том числе книг:
Податная реформа Петра I. Л.,
1982;
Россия в середине XVIII века.
Борьба за наследие Петра. М.,1986;
Время петровских реформ. Л.,
1989;
Безвременье и временщики. Л., 1991;
Россия без Петра. СПб., 1994;
Государственные реформы Петра
Великого. СПб., 1997;
Дыба и кнут: политический сыск
и русское общество в XVIII в. М., 1999;
Елизавета Петровна. М., 1999
(серия ЖЗЛ);
Анна Иоанновна. М, 2002, 2004
(серия ЖЗЛ);
Юный град: Петербург при Петре
Великом. СПб, 2003;
Царь и город. СПб., 2004;
Русская пытка. СПб., 2004;
Дворцовые тайны. Россия, век
XVIII. СПб, 2006.
Багратион. М., 2008 (серия ЖЗЛ)
Петербург времен
Петра Великого, Центрполиграф, 2008;
История России от
Рюрика до Путина. Люди. События. Даты., Питер,
2010;
Афродита у власти.
Царствование Елизаветы Петровны,АСТ,2010;
автор раздела в коллективной
монографии «Власть и реформы: От самодержавной к советской России.» СПб., 1996.
участник подготовки сборника
статей «История России XVIII века.» СПб., 1990.
Автор учебников:
История России. 1682—1861. М.,
1991 (в соавторстве).
Россия в XVIII-первой половине
XIX в. М., 1994 (в соавторстве).
|
