Нашу коллекцию «странных историй», в мемуарной и документальной литературе, пополним рассказом из книги «Очерки уголовного мира царской России» -  знаменитого русского криминалиста и сыщика, начальника Московской сыскной полиции, а позднее заведовавшего всем уголовным сыском Российской империи, Аркадия Францевича Кошко.

Аркадий Кошко (справа) и начальник Петербургской сыскной полиции Владимир Филиппов.

Трехтомник «Очерки уголовного мира царской России», издательство «Захаров», 2001 год

В памяти некоторых сотрудников Петербургской сыскной полиции долго жил рассказ, наделавший в свое время немало шума в столице. Подробности дела, о котором я хочу рассказать, мне знакомы по данным полицейского архива. Оно заключалось в следующем.

В девяностых годах прошлого столетия столица, жившая жизнью несравненно более мирной, чем в первое десятилетие нашего века, была потрясена сенсационным убийством, происшедшим на Васильевском острове в конце Среднего проспекта. На чердаке одного из домов был обнаружен труп изнасилованной девочки лет 14-ти. Ребенок был задушен, и труп его валялся среди беспорядка, не оставляющего сомнений в совершенном над жертвой гнусном акте.

Забила тревогу печать, взволновалось общественное мнение, но полиция, поставленная на ноги, тщетно билась в поисках злодеев.

Прошел месяц, другой, третий, наконец, полгода, и дело было прекращено за необнаружением виновного.

Вот тут-то и начинается «нечто», относимое мною к области чудесного. Я говорил уже, что население столицы было потрясено этим убийством. Потрясен был и художник Б. Драматические описания этого преступления, месяца два появлявшиеся беспрерывно во всех газетах, повлияли на его художественное воображение, и он написал картину на соответствующий сюжет. Картина вышла блестящей, удостоилась академической премии и была затем выставлена у Дациаро.

Она привлекала толпы людей своей экспрессией. На ней был в точности воспроизведен чердак – место убийства; и точный портрет задушенной и распростертой девочки. На втором плане картины, в темных тонах, виднелся зловещий силуэт поспешно удаляющегося убийцы, только что свершившего свое гнусное дело.

Ладонью правой руки он раскрывал чердачную дверь, полуобернувшись на свою жертву. Это был отвратительный горбун; особенно поражало выражение его уродливого и отталкивающего лица; огромный рот, клинообразная рыжая борода, маленькие злые глазки, оттопыренные уши.

Картина эта у Дациаро появилась месяцев через шесть со дня самого убийства. И вот однажды среди толпы, глазеющей на нее, раздался крик, и какой-то мужчина, упав ничком на землю, забился в судорогах. Подошедшие к нему на помощь были удивлены его разительным сходством с героем картины – тот же отвратительный горбун!

Он был перенесен в ближайшую аптеку, где, придя в себя, пожелал сам быть доставленным в полицию. Здесь, в величайшем волнении, объятый мистическим ужасом, он сознался в своем преступлении и объяснил тот преступный импульс, который толкнул его на преступление.

– С того самого дня, – говорил он, – образ задушенной девочки меня неотступно преследовал, я день и ночь слышал ее душераздирающие крики. Совершенно неожиданно подошел я к толпе у Адмиралтейства и глазам не поверил: на картине я увидел не только мою жертву, не только тот же чердак со всеми малейшими подробностями, но и самого себя! Как могло это случиться, кто мог зарисовать меняв эту страшную минуту – ума не приложу!

Это какое-то наваждение, это какая-то чертовщина…

Тогдашний начальник Петербургской сыскной полиции Чулицкий плохо, очевидно, верил в чудеса и не без основания решил арестовать художника Б., резонно подозревая его если не в соучастии, то, по крайней мере, в укрывательстве и недоносительстве.

Арестовать, однако, его немедленно не удалось, так как Б. находился в то время в Италии, где, очевидно, набирался художественных впечатлений. Он вернулся оттуда примерно через месяц.

За это время Чулицкий тщетно пытался проникнуть в тайну преступления.

Он не мог выбраться из заколдованного круга логических противоречий. И в самом деле: трудно было сомневаться в признании горбуна, добровольно им сделанном, да и приключившийся с ним припадок при виде картины был засвидетельствован и прохожими, и аптекарем. Из этого следовало, что художник Б. был неведом горбуну. С другой стороны, художник Б. не мог не знать горбуна, раз горбун был им запечатлен и именно в той обстановке и за тем преступлением, в котором он сам сознался. Предположить же, что горбун добровольно согласился позировать художнику для подобной картины – трудно, так как горбун тщательно скрывал свое преступление и не рискнул бы играть с огнем, не столько из логических соображений, сколько по безотчетному чувству страха.

Наконец, тайна разъяснилась.

Во время заграничного пребывания Б. о художнике были наведены самые точные и подробные справки, оказавшиеся для него вполне благоприятными; тем не менее он был арестован по приезде.

Узнав об обвинении, ему предъявленном, он рассказал следующее:

– Как и многие другие, я был захвачен рассказами о сенсационном убийстве и решил на этот сюжет нарисовать картину. Я немедленно отправился на место происшествия и сделал подробные наброски чердака. Тело ее я видел и зарисовал в покойницкой.

Стараясь в воображении своем воспроизвести всю картину злодеяния, я навел точнейшие справки о том, в каком положении было найдено тело. Все это я нарисовал. Мне недоставало главного действующего лица, т. е. поспешно скрывающегося убийцы. Воображение мое рисовало его почему-то физически отвратительным, чем-то вроде Квазимодо. Я имел обыкновение бродить по своему Васильевскому острову, где не раз по трактирам Галерной гавани отыскивал себе подходящих натурщиц и натурщиков. Лелея мысль подыскать Квазимодо, я зашел на угол 20-й Линии в трактир. И вдруг, на мое счастье, входит человек, удивительно отвечающий на образ, намечавшийся в моем воображении.

Он заказал себе пару чая и уселся невдалеке от меня. Я вынул блокнот и осторожно принялся его зарисовывать: но он торопился и, напившись чаю, быстро ушел. Я спросил у трактирщика, кто он такой и где проживает. Трактирщик этого не знал, но заявил, что человек этот бывает каждый день приблизительно в то же время. Я этим воспользовался и сеансов в пять нарисовал его точный портрет.

– Я бесконечно удивлен странным совпадением, – закончил художник, – но это так!

Полицией был опрошен трактирщик, в точности подтвердивший слова художника, и Б. немедленно был отпущен.

Горбун был присужден к 20-ти годам каторги.

**

Попутно

Аркадий Францевич Кошко́  (1867, Минская губерния д.Брожка — 1928, Париж) родился в 1867 году в деревне Брожка Бобруйского уезда Минской губернии в богатой и знатной дворянской семье. Выбрав карьеру военного, заканчивает Казанское пехотное юнкерское училище и получает назначение в полк расквартированный в Симбирске. С детства он зачитывался детективными романами и понял, что истинное его призвание — криминалистика.

В 1894 году он подал в отставку и поступил рядовым инспектором в Рижскую полицию. Высокая раскрываемость преступлений, личная смелость, применение на практике всего лучшего, что было на то время известно европейской криминальной науке помогало быстро продвигаться по службе.

Через шесть лет А. Ф. Кошко был назначен начальником Рижской сыскной полиции, ещё через пять — заместителем начальника Петербургской сыскной полиции, а в 1908 году его назначили начальником Московской.

Большой результат давала разработанная А. Ф. Кошко новая система идентификации личности, основанная на особой классификации антропометрических и дактилоскопических данных. Московский сыск благодаря своим фотографическим, антропометрическим, дактилоскопическим кабинетам создал исключительно точную картотеку преступников. Позднее эта система была заимствована Скотланд-Ярдом. Московский период в жизни А. Ф. Кошко принес ему славу, ордена и новое повышение. Он был назначен заведующим всем уголовным розыском Российской империи.

На состоявшемся в 1913 году в Швейцарии Международном съезде криминалистов русская сыскная полиция была признана лучшей в мире по раскрываемости преступлений.

Революция 1917 года прервала блестящую карьеру Кошко. Он вышел в отставку и уехал с семьей в имение Подольно в Новгородской губернии в двух верстах от уездного центра Боровичи. В 1918 году имение было разорено и А.Ф. Кошко с семьей перебрался в Боровичи, а летом 1918 г. уехал в Москву. Устроился представителем частной аптеки, но узнав о предстоящем своем аресте А.Ф. Кошко вместе с сыном под видом актера и декоратора в составе театральной труппы бежали в Киев. Позднее смог вывезти по фальшивым паспортам в Киев всю свою семью. Оттуда семья Кошко переехала в Винницу, а позднее в Одессу. 7 февраля 1920 г. Красная армия вступила в город, семья Кошко бежала от нее в Севастополь. При П.Н. Врангеле А.Ф. Кошко занимал какую-то должность, возможно возглавил уголовный розыск. После падения Перекопа А.Ф. Кошко с семьей выехали в Турцию

Небольшие накопления, которые удалось вывезти, быстро закончились, и бывшему полицейскому пришлось тяжело — требовалось кормить семью. Вместе с начальником московской охранки А. П. Мартыновым он создал своё частное детективное бюро в Константинополе, начал с советов и рекомендаций, появились заказы. Он сам выслеживал неверных мужей и жён, находил награбленное, давал ценные советы богатым, как сберечь своё имущество от воров. Постепенно дело стало приносить доход. Однако неожиданно среди российских эмигрантов прошел слух, что Мустафа Кемаль собирается выслать всех эмигрантов из России назад к большевикам.

Кошко уехал на пароходе из Константинополя во Францию, где в 1923 году получил политическое убежище. В Париже ему долго не удавалось найти работу: в полицию не брали, на создание детективного бюро требовались деньги. С трудом удалось устроиться управляющим в магазин по торговле мехами. Он всё ещё надеялся, что строй в России изменится, ждал, что его попросят вернуться на Родину. К нему поступали предложения от англичан, которые его хорошо знали и готовы были предоставить ему ответственный пост в Скотланд-Ярде, но он отказывался принимать британское подданство, без которого работа в британской полиции была невозможна.

Скончался генерал Кошко в Париже 24 декабря 1928 года, там же и похоронен. В 2012 году в г.Бобруйске установлен памятник около Управления милиции.

В последние годы своей жизни Аркадий Францевич Кошко успел написать три тома воспоминаний, состоящих из коротких и динамичных рассказов. В них Кошко подробно описал свои наиболее громкие расследования. Первый том, состоящий из 20 рассказов, увидел свет ещё при жизни автора в 1926 году и снискал ему громкую известность в русских эмигрантских кругах. В 1929 году, после смерти автора, вышли в свет ещё два тома. Все три тома имели общее название: «Очерки уголовного мира царской России. Воспоминания бывшего начальника Московской сыскной полиции и заведывающего всем уголовным розыском Империи».

В 1995 году по рассказам Кошко был снят многосерийный фильм «Короли российского сыска». В главной роли снялся Армен Джигарханян.

В 2004 году по мотивам рассказов Кошко Кира Муратова сняла фильм «Настройщик», в главных ролях в котором снялись Алла Демидова и Нина Русланова (а также Георгий Делиев и Рената Литвинова).